Читать книгу "Физиология брака - Оноре де Бальзак"

Чего же ты хочешь от меня, Физиология?

Не хочешь ли ты, часом, порадовать меня более или менее мастерскими изображениями, призванными доказать, что мужчина женится

из Амбициозности... впрочем, это всем известно;

из Бретерства[28], как лорд Байрон;

из Веры, что жизнь прошла и пора поставить точку;

из Глупости, как юнец, наконец-то вырвавшийся из коллежа;

из Деловитости — желая положить конец препирательствам;

из Естественного стремления выполнить волю покойного дядюшки, завещавшего племяннику впридачу к состоянию еще и невесту;

из Жизненной мудрости, — что и по сей день случается с доктринерами;

из Злости на неверную любовницу;

из Истовой набожности, как герцог де Сент-Эньян[29], не желавший погрязать в грехе;

из Корысти — без нее не обходится, пожалуй, ни один брак;

из Любви — дабы навсегда от нее излечиться;

из Макиавеллизма — дабы незамедлительно завладеть имуществом старухи;

из Необходимости дать имя нашему сыну;

из Опасения остаться в одиночестве по причине своего уродства;

из Признательности — при этом отдавая куда больше, чем получил;

из Разочарования в прелестях холостяцкой жизни;

из Скудоумия — без этого не обходится;

из Турецкой обстоятельности;

из Уважения к обычаям предков;

из Филантропических побуждений, дабы вырвать девушку из рук матери-тиранки;

из Хитрости, дабы ваше состояние не досталось алчным родственникам;

из Честолюбия, как Жорж Данден[30];

из Щепетильности, ибо барышня не устояла.

(Желающие могут без труда приискать употребление оставшимся буквам алфавита.)

Впрочем, все перечисленные случаи уже описаны в тридцати тысячах комедий и в сотне тысяч романов.

Физиология, спрашиваю тебя в третий, и последний, раз, чего ты хочешь от меня?

Дело-то ведь избитое, как уличная мостовая, привычное, как скрещение дорог. Мы знаем о браке куда больше, чем о евангельском Варавве[31]; все древние идеи, с ним связанные, обсуждаются в литературе испокон веков, и нет такого полезного совета и вздорного проекта, которые не нашли бы своего автора, типографа, книгопродавца и читателя.

Позвольте мне сказать вам, по примеру нашего общего учителя Рабле[32]: «Сохрани вас, Господи, и помилуй, добрые люди! Где вы? Я вас не вижу. Дайте-ка я нос оседлаю очками. А-а. Теперь я вас вижу. Все ли в добром здравии — вы сами, ваши супруги, ваши детки, ваши родственники и домочадцы? Хорошо, отлично, рад за вас».

Но я пишу не для вас. Раз у вас уже взрослые дети, с вами все ясно.

«Добрые люди, достославные пьяницы и вы, досточтимые подагрики, и вы, неутомимые пенкосниматели, и вы, ядреные молодцы, которые пантагрюэлизируете дни напролет, и держите взаперти хорошеньких птичек, и не пропускаете ни третьего, ни шестого, ни девятого часа, ни вечерни, ни повечерии, и ничего не пронесете мимо рта и впредь».

Физиология обращена не к вам, вы ведь не женаты. Аминь!

«Вы, чертовы капюшонники, неповоротливые святоши, распутные ханжи, портящие воздух коты и прочие особы, напялившие для обмана добрых людей маскарадное платье!.. — прочь с дороги, осади назад! чтоб вашего духу здесь не было, безмозглые твари!.. Убирайтесь ко всем чертям! Клянусь дьяволом, неужели вы еще здесь?»

Пожалуй, со мной останутся только добрые души, любящие посмеяться. Не те плаксы, которые чуть что бросаются топиться в стихах и в прозе, которые воспевают болезни в одах, сонетах и размышлениях, не бесчисленные мечтатели-пустозвоны, но немногие древние пантагрюэлисты, которые долго не раздумывают, если представляется возможность выпить и посмеяться, которым по нраву рассуждения Рабле о горохе в сале, cum commento[33], и о достоинствах гульфиков, люди премудрые, стремительные в гоне, бесстрашные в хватке[34]и уважающие лакомые книги.

С тех пор как правительство изыскало способ взимать с нас налог в полтораста миллионов, смеяться над правительством уже нет мочи. Папцы и епископцы, священцы и священницы[35]еще не так сильно разбогатели, чтобы мы могли выпивать у них; одна надежда, что святой Михаил, прогнавший дьявола с небес, вспомнит о нас, а тогда, того и гляди, будет и на нашей улице праздник! Пока же единственным предметом для смеха остается во Франции брак. Последователи Панурга[36], не надобно мне иных читателей, кроме вас. Вы умеете вовремя взяться за книгу и вовремя ее отбросить, умеете радоваться жизни, понимать все с полуслова и высасывать из кости капельку мозга.[37]

Люди, рассматривающие все в микроскоп, видящие не дальше собственного носа, одним словом, цензоры — все ли они сказали, все ли обозрели? Произнесли ли они свой приговор книге о браке, которую так же невозможно написать, как невозможно склеить разбитый вдребезги кувшин?