Читать книгу "Закрытый клуб - Дэнни Тоби"

— В каком смысле сказка?

Майлс откинулся на спинку стула, дразня меня актерской паузой, и улыбнулся:

— Почему это так заботит тебя?

Я не забыл о том, что он рассказал мне, — о золоте-молчании и людях, упускающих свои шансы. Но я доверял Майлсу.

— Ты умеешь хранить секреты?

— Конечно, нет.

— Я серьезно!

— Ладно, умею.

— Мое имя было упомянуто в связи с V&D. Одним профессором.

— Упомянуто… Кем из профессоров? С кем он говорил?

— Бернини. С кем говорил, не знаю. Странно все это. Я вообще был уверен, что он в кабинете один.

— Жуть.

— Ты смеешься надо мной?

— Нет-нет, — заверил Майлс, хлопнув меня по плечу и рассмеявшись, как в бочку. — Хорошо, если они тебя заприметили. Знаешь, что говорят?

— Ну?

— Если к тридцати годам ты не сделаешь свой первый миллион, они тебе дадут его.

Я чуть не поперхнулся пивом. Миллион долларов к тридцати годам? Отец за всю жизнь столько не заработал, а тут — в самом начале карьеры! Последние дни я жил в сладком чаду, грезил наяву о власти и славе, но о богатстве всерьез не думал. Неловко признаться, но на мгновенье глазами души я увидел себя об руку с Дафной. Каким-то образом в этой фантазии я успел понять, что мы очень богаты.

— Правда? — выдавил я, стараясь, чтобы слова мои прозвучали небрежно, и позорно провалив задачу.

— Так говорят. — Майлс откинулся на спинку дивана и с треском закрыл книжку. — Кто его знает, слухи есть слухи. — Он почесал свою дикую, клочковатую бороду. — Можно дать тебе совет?

— Да.

— Если ты действительно хочешь в клуб, расслабься. Кто бы ни были эти люди, ты ни черта не можешь этому поспособствовать. Ты к ним не ходи. — Запихнув в рот горсть картофельной соломки, он невнятно закончил: — Они сами придут к тебе.

Вернувшись вечером слегка навеселе, пропахший сигаретным дымом, который висел в баре, я отпер дверь и включил маленькую настольную лампу. Слабый свет позволял хоть что-то разглядеть в комнате. Я уже хотел взять зубную щетку, когда увидел это на моей аккуратно заправленной кровати. Я замер, отвернул руку и проверил, запер ли дверь. Да, запер. Я потянул за ручку — никаких сомнений. Я проверил окна. Все заперты изнутри. И все-таки здесь кто-то побывал. Я пошел к кровати, споткнулся о мусорную корзину и едва успел схватиться за край письменного стола, чтобы не упасть плашмя. Я чертыхнулся. Представляю, что будут шептать мамаши Ламара, стоя в очередях в кассу: «Вы слышали о сыне Сьюзи Дэвис, который метил в президенты? Представляете, он споткнулся о мусорное ведро и расшибся насмерть!» Засмеявшись, я выпрямился и зафиксировал равновесие. В следующий раз не буду пить больше двух «Гиннессов».

Посередине кровати лежал обычный белый конверт. Я взял его и повертел в руках. Снаружи не было никаких пометок. Ни адреса, ни «от кого», ни «кому» или «куда». Я попытался открыть его быстро, но руки дрожали. Внутри оказалась карточка с тремя строчками:

Просим вас быть на коктейле на Морланд-стрит, 2312 к семи часам, через неделю, считая с завтрашнего вечера.

Я перевернул карточку, но на обороте ничего не обнаружил.

Я погладил записку. Бумага была гладкой и плотной.

Наконец, догадавшись поднести карточку к лампе и посмотрев на свет, я разглядел водяные знаки — слабо подсвеченные буквы «V&D».

Мне бы радоваться, но что-то беспокоило меня, не давая уснуть в ту ночь. Я вспоминал подслушанный накануне разговор Бернини с невидимым гостем.

«Может, V&D»? — «Посмотрим».

«Посмотрим».

Я считал Бернини величайшим человеком в мире. Знал, что он делает президентов и прочих сильных мира сего. Неужели он перед кем-то отчитывается? И даже не перед одним человеком? Кто, черт побери, сказал «посмотрим» самому Эрнесто Бернини? Несколько часов назад я был на седьмом небе, купаясь в мечтах об известности и обеспеченном будущем. Теперь меня окружали сплошные вопросительные знаки. Что такое V&D? Через какие обручи мне предложат прыгать? Стану ли я это делать?

«Посмотрим», — вспоминал я снова и снова, пока наконец не заснул.

Глава 4

— Тащи свою задницу, — прозвучало по телефону.

Час спустя я уже ехал поездом в Нью-Йорк, глядя, как за окном проносятся поля. Не успев и глазом моргнуть, вознесся на лифте на тридцать седьмой этаж небоскреба неподалеку от Центрального парка. Я еще никогда не видел Центрального парка. Выйдя из такси, я пятнадцать минут бродил под деревьями, чувствуя себя в зачарованном лесу: густая зелень крон, мосты, сложенные из замшелых камней, тонкий ручеек, медленно струившийся по галечному ложу. Я даже столкнулся лицом к лицу с бронзовой статуей лесного духа. Не хватало только братьев Гримм, сидящих высоко на дереве и посматривающих на меня, свесив длинные носы.

Я снова увидел этот лес сверху, поднявшись на лифте.

Брат в безукоризненном шелковом костюме с запонками с инициалами стоял у окна в своем огромном кабинете.

— Гляньте на него, — сказал он с широкой улыбкой. Брат подал мне руку, и когда я пожал ее, притянул к себе и обнял. — Гляньте на него, — повторил он. — Взрослый совсем. Престижный вуз, перспективный будущий юрист.

— Это на тебя гляньте. — Я осмотрел комнату: настоящий угловой офис — две стены представляли собой окна от пола до потолка. — Потрясающе! Майк, о таком я и не думал.

— Ты еще и половины не видел, — усмехнулся он. — Позже я проведу тебя в бар, где встречал Боно, Аль Пачино, Уоррена Баффета — в общем, кто там только не бывает.

— Ты видел Боно?

— Видел? Я говорил с ним. Подошел к нему и спросил: «Вы Боно?» А он отвечает: «Да. А вы кто?» Я говорю: «Я Майк».

— А дальше?

— А дальше все. Между прочим, очень приятный человек.

Он с размаху уселся в пухлое кожаное кресло и положил ноги на стол. Его речь звучала несколько странно. У брата еще остался легкий техасский акцент, но появились и бруклинские интонации.

— Уже устроился? Как тебе там? — спросил он меня.

— Ничего. Красивые места. Живу в общежитии.

— При юридическом есть общежитие?

Я кивнул:

— И очень хорошее, вроде шикарного пансиона. Солидная мебель. Дубовый шкаф, дубовый стол. Вид на кампус. Даже неловко.

— Неплохо.

Я не подозревал, что до сих пор злюсь на Майка, но при виде брата в его дорогом кабинете во мне из ниоткуда поднялась неприязнь.

— Ты обязан был приехать домой, когда у отца случился инфаркт.

— Что?

— Ты слышал.