Читать книгу "Стезя смерти - Надежда Попова"

– А вот это, Гессе, брось. Мы не можем допустить, чтобы следователи Конгрегации шатались от ветра и провожали торговцев кренделями алчущими взорами. Посему, повторяю, если возникнут затруднения, не совестись обратиться. Понятно?

– Да, майстер Керн.

– Просто Керн, – поправил тот дружелюбно. – Не люблю разводить излишних условностей среди своих. Проще работать.

Курт кивнул, поднявшись и намереваясь уже испросить позволения уйти, когда дверь в небольшую комнату, озаренную холодным полуденным солнцем, растворилась без стука, и он, обернувшись, увидел худощавое лицо человека, явно разменявшего свои полвека в давнем прошлом; обронив взгляд в его сторону, лицо поинтересовалось у Керна, довольно невежливо ткнув пальцем в сторону вновь прибывшего:

– Это он?

– Курт Гессе, следователь четвертого ранга, – подтвердил обер-инквизитор и в свою очередь указал на лицо в двери: – Дитрих Ланц, следователь второго ранга. Будешь служить под его руководительством.

– Добро пожаловать! – с наигранным радушием откликнулся Ланц и, снова смерив Курта уже более долгим взглядом, обернулся к начальству: – Может, взять его на допрос? Пускай посмотрит, как люди работают.

– Кто там?

– Да все тот же. Соседи все подтвердили, буду дожимать.

– Понятно… – потемнев лицом, кивнул Керн. – Может, и не помешало б, но он только с дороги, дай парню перевести дух.

– Если позволите, Керн, я бы хотел… – вмешался нерешительно Курт, которому стало надоедать его наличие в разговоре лишь в третьем лице; обер-инквизитор посмотрел на него скептически:

– Уверен? Сразу в дело – не чересчур?

– Не в первый раз, – возразил Курт, и начальство снисходительно усмехнулось, махнув рукой:

– Иди. Но после – отдыхать, явишься завтра поутру.

Выйдя в коридор – полутемный, освещенный лишь местами – Ланц развернулся, торопливо сунув вперед открытую для пожатия ладонь:

– Дитрих. И на «ты»… – бросив мимолетный взгляд на скрипнувшую перчатку Курта, усмехнулся. – Модник… Идем. Стало быть, так, – на ходу давал объяснения он, временами оборачиваясь, дабы убедиться, что новичок не отстает. – Сидеть будешь молча, вопросов не задавать, никого не перебивать, ежели что – мне подыгрывать, что бы я ни сказал. Если же вдруг, паче чаяния, у тебя родится какая умная мысль (или если она тебе покажется умной) – подходишь ко мне и тихонько, на ушко, оную мысль высказываешь, ясно?

– Не родится, – тихо возразил Курт, и сослуживец снова обернулся с усмешкой:

– Скромность – это хорошо. Однако ж, я слышал, на своем первом же деле ты раскрутил крестьянский заговор?

– На первом и пока единственном, – откликнулся он неохотно. – И раскрутили там меня… Я не буду мешаться, Дитрих, не тревожься. Просто хочу увидеть, как все… на самом деле.

– Вот и увидишь. Я слышал, ты кёльнец?

– De jure.

– Або’иген, стало быть, – хмыкнул тот, нарочито подчеркнуто проглотив «р»; Курт поморщился. – А говоришь, вроде, по-человечески?

– Кёльш[4]из меня выбили в академии, – он вскользь улыбнулся. – В буквальном смысле. К тому же, я здесь не был десять лет.

– Вот оно что… А вот я тут уж почти втрое дольше, жена – местная, и все не могу привыкнуть… Ну да ладно. Пока вкратце дело, чтобы ты не хлопал там глазами, как болван, – продолжил Ланц, снова ускоряя шаг. – Умерла девица; по всем признакам – от удушья, но не от удушения – следов на шее нет. Соседи видели у ее дома парня – в состоянии, я б сказал, нервозном. Однако приятель подозреваемого клятвенно заверяет, что тем вечером и до самого утра тот был в его доме, пьян, как перевозчик, и не то чтоб по домам ходить – до нужника еле добирался. Все допрошены раз по десять, раздельно, и показания соседей сходятся в мелочах; сговориться они не могли – слишком все гладко, у них бы мозгов не хватило предвидеть такие вопросы.

– Id est, он был в двух местах сразу?

– Пока выходит, что так. Парня крутим уже третий допрос, а он все поет одно – ничего не знаю, ничего не делал. Поначалу я на него особо не давил, хотел убедиться, что соседи не чернят его из личных резонов; сегодня всех опросил еще по разу – не врут, сволочи. Стало быть, можно взяться за него всерьез… Итак, – остановившись у тяжелой окованной двери, Ланц развернулся к Курту, дирижируя своим словам указующим перстом, – твой третий сослуживец – следователь второго ранга Густав Райзе. Подозреваемый – Йозеф Вальзен. Опять же, дабы не растерялся: у дальней стены стул, идешь сразу туда и…

– Сижу молча. Я понял.

– Тогда входи, абориген, – кивнул Ланц, растворяя дверь и проходя первым.

Комната, в которой оказался Курт, была обставлена именно с прицелом на ведение допросов – это он отметил сразу. Для допрашиваемого был установлен табурет – напротив высокого, внушительного стола, за которым восседал следователь, ровесник Ланца и даже в чем-то на него похожий; табурет стоял так, чтобы между ним и столом оставалось еще шага три. «Не помешает пройтись округ подозреваемого; это нервирует и сбивает с толку»; стало быть, этим здесь не пренебрегают…

Второй стол пребывал за спиной сидящего на табурете парня, вцепившегося пальцами в колени и глядящего на вошедших огромными, перепуганными глазами. Туда, однако, Ланц садиться не стал – прошагав к сослуживцу, поприветствовал его кивком, шепнув что-то на ухо (вероятно, представив новичка), и остался стоять, привалившись к его столешнице спиной. Стул, о котором он упоминал, стоял у противоположной стены рядом с окном подле приземистого столика и явно назначался для секретаря, однако по многим приметам Курт сомневался, что его услугами здесь пользуются хотя бы изредка.

Он прошел к стулу, ощущая на себе настороженный, подозрительный взгляд парня на табурете, усевшись полубоком, чтобы видеть происходящее, облокотился о столик и замер, стараясь смотреть на допрашиваемого безучастно.

– Ну, здравствуй еще раз, Йозеф, – произнес Ланц дружелюбно до зубовного скрипа. – Не надумал сознаться?

– Господи Иисусе, я же говорил вам… – начал тот чуть слышно; Ланц хохотнул, полуобернувшись к своему приятелю, молча перекладывающему какие-то бумаги:

– Ты гляди, Господа вспомнил. Сознайся сам, пока я тебе даю такую возможность – зачтется. Ты так и не уразумел, по-моему, что тебе вменяется: это убийство с употреблением колдовства, Йозеф, а знаешь, что это означает? Что без твоего добровольного раскаяния тебе предстоит зажариваться живехоньким. Видел, небось, как это бывает? Представление не для слабонервных…