Читать книгу "Призрак былой любви - Джудит Леннокс"

— Я точно не знаю, что произошло. Мне известно только, что Эдвард де Пейвли однажды ночью залез в постель к моей матери и изнасиловал ее. И что маму вышвырнули из Холла, как только ее беременность стала заметной, а кроме как в работный дом ей некуда было податься. Полагаю… Наверно, мама умоляла мистера де Пейвли. Говорила ему, что это его ребенок. Просила о помощи.

Я представила унылый безликий ландшафт, изрезанный узкими лентами воды. Представила молодую женщину, совсем юную, с большим животом. И мужчину — возможно, он был верхом на коне или за рулем автомобиля с угловатыми очертаниями, на каких ездили на рубеже веков, — остановившегося рядом, чтобы поговорить с ней.

— О чем бы мама ни просила Эдварда де Пейвли, он отказал ей в помощи, — продолжала Тильда. — В мае четырнадцатого года она родила меня в работном доме, а потом оформили распоряжение, и ее отправили в психиатрическую лечебницу. У меня есть копия того приказа. Эдвард де Пейвли был магистратом, и на документе стоит его подпись.

Тильда замолчала. В ее глазах отразилась глубокая скорбь. Я могла лишь догадываться, чего ей стоит эта откровенность, как тяжело ей открывать перед чужим человеком святая святых своей души. Потом ее лицо изменилось, будто она мысленно встряхнулась.

— Я родилась в работном доме, — объяснила Тильда, — но пору младенчества провела в сиротском приюте. Незаконнорожденных детей отнимали у матерей, едва они появлялись на свет. А таких детей, как я, никто не хотел брать на воспитание, ибо считалось, что внебрачные дети могут унаследовать пороки своих матерей.

«Нежеланный ребенок, — думала я, — памятуя об ужасах собственного рождения, посвящает свою жизнь спасению других брошенных детей. Все правильно, логично. История повторяется».

— В сиротском приюте я жила примерно до года. Потом вернулась Сара. — Тильда улыбнулась. — Моя тетя Сара. У меня есть ее фотография.

Она открыла альбом, что лежал на столе. Я глянула на снимок. На меня смотрело лицо, имевшее то серьезное, несколько тревожное выражение, что присуще многим людям на фотографиях начала XX столетия. Очевидно, из-за того, что им приходилось слишком долго сидеть перед фотокамерой в застывшей позе, предположила я. У тети Сары была полная бесформенная грудь, скрытая под блузкой с воротником-стойкой. В ее простоватом волевом лице я не находила ни малейшего сходства с Тильдой.

— Дебору Бог наградил красотой, а Сару — умом, — сказала Тильда, читая мои мысли. — Правда, боюсь, фотографии Деборы у меня нет.

— Вы говорили, что Сара уехала после смерти отца. Где она жила?

— О, везде и всюду, полагаю, зная Сару. Она редко надолго задерживалась на одном месте. К тому времени, когда она вернулась в Кембриджшир, моя мама умирала. В работных домах и психбольницах тяжелые условия, а Дебора никогда не отличалась крепким здоровьем.

Тильда закрыла альбом. На мгновение ее хрупкая рука коснулась моей.

— До возвращения в деревню Сара ничего не знала о том, что случилось с сестрой. Вы должны понимать, Ребекка, что восточная Англия в ту пору была настоящей глухоманью. Телефоны имели очень немногие, а моя мама была фактически безграмотной: бросила школу, когда ей было десять лет, чтобы ухаживать за отцом. Как бы то ни было, Сара посетила лечебницу, успела пообщаться с сестрой перед ее смертью. Дебора поведала ей о том, что произошло. Представляю… представляю иногда, каково было Саре. Как все это ее снедало… гнев, чувство вины.

— Чувство вины?

— Потому что ее не оказалось рядом с сестрой, когда та в ней нуждалась. Сара была сильным человеком, Ребекка. Она непременно что-нибудь придумала бы. Никогда бы не допустила, чтобы Дебора попала в работный дом.

— И Сара вас удочерила?

— Да. Похоронила сестру и удочерила племянницу. Сиротского приюта я, конечно, не помню: совсем крохой была, когда покинула его. Но Сара никогда не пыталась выдать себя за мою мать. Ее честность в этом вопросе всегда меня восхищала. Едва я чуть подросла, она сказала мне, что я — дочь ее младшей сестры. Не более того, естественно.

Твой отец изнасиловал твою мать. Разве можно такое кощунство объяснить ребенку?

— И вы жили?..

— Объездили всю восточную Англию и юг тоже. Суффолк… Норфолк… Кент. Сара нанималась на сезонные работы.

Я улыбнулась.

— Как Тэсс из рода д’Эрбервиллей?[8]

— Вроде того. Летом помогали убирать урожай и хмель в Кенте. Зимой шили одежду. Тетя Сара была замечательной швеей. Видели бы вы ее стежки́. Она научила меня шить. Вообще всему научила.

— Вы ходили в школу?

— Время от времени. Если мы задерживались где-нибудь дольше, чем на несколько недель. Сара научила меня читать и писать, и она прекрасно знала арифметику. Когда я в конце концов пошла в школу, меня всегда сажали в более старшие классы, не по моему возрасту.

Казалось бы, какая красочная кочевая жизнь, но я вовремя напомнила себе, что Тильда родилась в зловещем 1914 году, пора ее детства пришлась на тяжелые 1920-е.

— Должно быть, порой вам было нелегко, — предположила я.

— О да. Не помню, чтобы я когда-либо так сильно мерзла, как в ту пору. Руки и ноги коченели от холода. Просыпаясь по утрам, я видела пар от собственного дыхания. И в школе, конечно, меня дразнили. За то, что я была не такая, как все.

Тильда говорила сухим тоном, без жалости к самой себе. Она сидела все так же прямо, как та женщина на коричневатой фотографии, ее тетя Сара, спасшая племянницу из сиротского приюта.

— Я немного устала, — внезапно сказала Тильда. — Так противно быть старой. — Она обратила на меня взгляд своих кремнисто-серых глаз. — Хотите узнать больше, Ребекка? Рассказать вам про Джосси?..

— Про Джосси? — повторила я.

— Джосси де Пейвли, дочь Эдварда де Пейвли. — Выражение ее лица снова изменилось. Вообще, насколько я успела понять, ей были свойственны резкие перепады настроения. — Она была моей единокровной сестрой, конечно…

В 1918 году Эдвард де Пейвли был тяжело ранен, и его дочь, Джосселин де Пейвли, денно и нощно молилась о том, чтобы ее отец не выздоровел. Когда она увидела, как он по возвращении домой, налегая на костыли, вылезает из «бентли» перед парадным входом, ее детская вера в Бога навсегда пошатнулась.

Невзгоды, перенесенные Эдвардом де Пейвли — участие в войне, потеря ноги в последние месяцы жестоких сражений, близкая гибель, постепенное выздоровление, — заставили его понять, что он смертный человек, но при этом ничуть не смягчили его аристократический нрав. Для Джосси война, бесповоротно нарушившая покой в Европе, имела лишь то последствие, что ее отец утратил прыть, стал менее подвижен. Проще говоря, от него теперь было легче убежать.

На протяжении всех ее детских лет Джосси, ее отец и дядя Кристофер, занимавший домик управляющего поместьем, жили каждый сам по себе. Они были как планеты, вращающиеся вокруг центра их маленькой вселенной — Холла и поместья. Вроде бы вели совместное существование, но редко соприкасались друг с другом. В сферу ответственности дяди Кристофера входили поля, каналы и фермы, сдаваемые в аренду. Вотчиной Джосси были школа и старая детская.