Читать книгу "Золотая шашка - Роман Семёнович Сеф"

село.

— Вернись, Греку! — крикнул ему вдогонку Порфирий.

Темнело. Скоро фигурка Греку растворилась в сумерках.

— Берите оружие стражников, — сказал атаман крестьянам. — П‑пошли!

Десять человек двинулись вдоль опушки. Порфирий Фарамуш, неумело повесив винтовку через плечо, шёл неподалёку от атамана.

— Кролик! — кричал он. — Трус! У него даже глаза красные, как у кролика.

Атаман подошёл к Фарамушу и крепко взял его за отвороты полушубка.

— 3-замолчи, — негромко сказал атаман. — Что зря шумишь? Он ещё п‑придёт к нам...

Бомба

До революции в Молдавии, которая называлась тогда Бессарабией, было много монастырей. Вы, конечно, не знаете, что такое монастырь. Я вам расскажу. Монастырь — это место, где живут монахи — люди, которые всё время молятся богу. Живут они хорошо, и на толстом брюхе настоятеля — главного монаха того монастыря, о котором пойдёт речь, — висела пухлая кожаная сумка. На вид она была круглая, а на ощупь приятная. Настоятеля звали отец Фёдор. Больше всего на свете отец Фёдор любил обсасывать мозговые косточки за обедом и гладить кожаную сумку перед сном.

В сумке этой лежали долговые расписки. Что такое долговые расписки, вы тоже не знаете. Я и это вам расскажу. У монастыря было много земли. Землю обрабатывали крестьяне. Половину урожая они отдавали монастырю, а половину забирали себе, но при этом всегда оставались в долгу. Долг записывался на бумаге, которая называлась долговой распиской. И хранились эти расписки на толстом брюхе настоятеля, отца Фёдора. Вот и всё. А теперь начинается рассказ.

Начинается он так.

Замычала корова. Она мычала печально и глухо, потому что её уводили с родного двора. Пусть хлев её был дырявым, подстилка жёсткой, а хозяин бедным, всё равно горько расставаться с домом. Здесь её любили. Хозяйка поднималась на заре, чтобы выгнать корову в стадо. Маленькая Мариула прибегала днём подоить ее. Хозяин в самые трудные времена не соглашался продать Чернуху. Сейчас все: и хозяин, и хозяйка, и маленькая Мариула — глядели, как, помахивая тощим хвостом, Чернуха уходила со двора. Монастырский служка тянул её на верёвке, другой сзади подгонял хворостиной.

В монастыре в это время обедали. На первое отец Фёдор съел тарелку борща, на второе обсосал мозговую косточку, а третье он съесть не успел. В трапезную — так называется в монастырях столовая — вбежал монах.

Дрожащим голосом он сказал:

— Пожа-а-р!

И все вскочили. Толстый настоятель, прижимая рукой сумку, бросился к двери. Как чёрные тараканы, забегали монахи.

— Пожар! Пожар!

И вот уже на высокой колокольне заговорил колокол: бум! Бум! Бум!

— Скорее! Скорее запирайте ворота!

Но тяжёлые монастырские ворота уже пели свою скрипучую песню. Отец Фёдор не успел перебежать через монастырский двор, ворота отворились, и навстречу толпе, спокойно покачивая головой, вошла корова.

Тогда все увидели, что пожара в монастыре нет. Языки пламени плясали за лесом. Пахло гарью.

— Что это? — простонал толстый настоятель.

Монахи молчали.

— Кто это? — повторил настоятель.

— Котовский! — отозвалось эхо.

Может быть, это было вовсе не эхо, а ветер, который час назад пролетал над деревней. Может быть, это был вовсе не ветер, а худенький служка, который привёл корову, так это и осталось неизвестным. Замершая было толпа снова зашевелилась. Настоятель стёр пот со лба большим, как салфетка, носовым платком.

— Котовский! — слышалось со всех сторон. — Этот разбойник грабит богатых, а награбленное раздаёт беднякам.

— Горит усадьба помещика Морошана!

— Закройте ворота! — закричал настоятель. Припадая на левую ногу, он подошёл к монахам. — Молитесь, братие. Да избавит нас бог от злодея Котовского. — Потом он погладил кожаную сумку и уже спокойно сказал худенькому служке: — Коровёнка-то костлявая.

— Какая есть, — угрюмо пробормотал служка.

— А звать как? — спросил настоятель.

— Чернуха, — отвечал служка.

Наступила ночь. Заснули деревни. Заснул монастырь. Дотлевали угли на развалинах усадьбы помещика Морошана. Спала маленькая Мариула в хате, спал толстый настоятель в монастырской келье. Долго ворочался с боку на бок отец Мариулы. «А что, если заберёт монастырь за долг и козу? Что тогда?» — всё думал он. Потом и он заснул.

Сторож, охранявший монастырские ворота, как мог боролся со сном, но сон оказался сильнее. Сторож проверил в последний раз тяжёлый замок на воротах и задремал, подперев голову рукой. И уже не слышал он ни шелеста деревьев на монастырском дворе, ни внезапного шёпота за стеной.

— П-подсади, Захарий, — прошептал кто-то.

Над стеной показалась голова, затем появились широкие плечи, ноги цепко обхватили гребень стены, и высокий человек бесшумно соскользнул вниз. За ним другой и третий. Сторож не успел вскрикнуть: у него во рту уже торчала невкусная тряпка — кляп.

— Не-п-плохо живут монахи, — прошептал высокий товарищам.

Луна освещала богатые монастырские постройки, белую колокольню, свежий сруб колодца.

— В-веди, Захарий, — сказал высокий.

Три фигуры неслышно двинулись вперёд. Три тени побежали по монастырской стене, пересекли двор, на минутку задержались у входа в здание монастыря. Связанный сторож катался по земле, пытаясь выплюнуть кляп. Узкими монастырскими переходами три человека пробирались наверх, прямо к комнатке настоятеля.

Впереди шёл Захарий Гроссу, он знал монастырь. Запомнился ему день, когда этой же дорогой провели его к толстому настоятелю. Как просил тогда Захарий отца Фёдора повременить с уплатой долга! Всё бесполезно. Отвёз Захарий жену с дочкой к родным, подпалил свою хату и ушёл в лес, к хорошим людям. А долг так и остался на бумаге в кожаной сумке отца Фёдора. К нему-то и вёл Захарий друзей.

Настоятель спал. Снилось ему, будто кто-то высокий подходит к кровати и лезет рукой под подушку, туда, где хранится заветная сумка. От ужаса настоятель вздрогнул и проснулся. У изголовья стоял высокий человек.

Он улыбнулся и произнёс, слегка заикаясь:

— 3-з-здравствуйте.

— Ой-ой! — прошептал отец Фёдор и зажмурился.

Когда он открыл глаза, незнакомец стоял на том же месте, лицо его было серьёзным.

— Я К-к-к... — начал он, но настоятель уже всё понял.

— Чур меня! Чур меня! — забормотал отец Фёдор.

Но незнакомец строго спросил:

— Г-где расписки?

— Не знаю. Вот убейте, не знаю! — застонал отец Фёдор и снова зажмурился.

Когда на этот раз он приоткрыл веки, то увидел в руках незнакомца круглый предмет, завёрнутый в газету. Высокий человек небрежно вертел его, перекидывая с руки на руку.

— Это бомба, — сказал он. — Ч‑ч-через минуту и вы и ваш монастырь взлетите к ч‑ч-чертям! Где расписки?!

Трясущейся рукой отец Фёдор указал на подушку.

— Вот так, —