Читать книгу "Ты - наша - Мария Зайцева"

ладони Тошки, смотрю на него с удивлением. Это что он такое начал говорить? Я его — кто?

— Подруга, — добавляет Тошка через паузу.

А мажор ржет белозубо:

— Хорошая дружба, ага… Организмами, да? Я тоже так не против… подружить.

Тошка хмурится, я краснею от ярости, Маринка рядом вообще с открытым ртом стоит, переводя взгляд с одного на другого. Чувствуется, ей очень хочется вступить в разговор, но понять, о чем мы тут, она не может, а потому молчит.

И Тошка молчит! И никак не хочет ответить на хамство своего приятеля!

Понимая, что надо брать все в свои руки и не позволять вытирать о себя ноги никому, я набираюсь энергии и целительной злости, разворачиваюсь к мажору и презрительно цежу сквозь зубы:

— Тебе не светит.

Он вскидывает бровь и интересуется ядовито:

— А че так? Не нравлюсь?

— Нет.

— Так ты скажи, что не нравится, злюка, я сделаю так, чтоб понравилось.

— Организм у тебя слишком… примитивный, не интересно дружить, — грублю я и, не прощаясь ни с кем, торопливо сбегаю вниз по ступенькам.

В этот момент я крайне зла, просто взбешена на невероятно глупую ситуацию, в которой оказалась.

Меня раньше никто так нагло не клеил. Не рассматривал настолько издевательски и беспардонно, не говорил таких грубых вещей.

Я не привыкла к подобному, не знала, как надо реагировать правильно. И среагировала, как получилось.

Конечно, ярости моей это не убавило, но легкое удовлетворение принесло.

Хотя, в первую очередь я злюсь даже не на этого мажора, который, если уж быть до конца честной, ничего особенного не сделал, просто действовал и вел себя так, как привычно ему. Наверно, ему редко хамят и в грубой форме отказывают девушки, вот и удивился.

Нет, больше всего меня поражает поведение моего друга Тошки. Сначала его собственнические замашки, обнимашки, поцелуйчики…

Мы никогда не были в таких отношениях, даже намека никакого.

Я воспринимала Тошку, как брата, и даже не старшего, а ровесника, компаньона по играм. И теперь это его поведение… К чему?

И потом, если уж ты пытаешься строить из себя моего парня, то почему позволяешь кому-то постороннему так разговаривать со мной?

Это что вообще такое?

— Вася!

О, опомнился, бежит!

Не оглядываюсь, ускоряя шаг, и запрыгиваю в удачно подъехавший автобус.

Становлюсь к задней площадке и наблюдаю высокую фигуру Тошки, растерянно провожающего автобус взглядом.

Он выглядит подавленым и грустным.

Так ему и надо.

7

— Офигенно двигаешься, малыш…

Голос, такой тихий, но очень отчетливый, теплым дыханием прямо в шею… М-м-м… Как приятно-о-о… Крепкие руки с длинными музыкальными пальцами ложатся на живот, к спине прижимается горячее тело. И это тоже приятно. Музыка нас обволакивает, и ритм такой томный, сладкий-сладкий… Я ни слова не понимаю из того, что поет певица, но это невероятно чувственно и завораживающе.

Голова кружится, перед глазами мелькают разноцветные блики, которые отбрасывает шар стробоскопа, установленный высоко над потолком.

Маринка, правда, когда увидела украшение спортивного зала к празднику первокурсников, презрительно кривилась и говорила, что это — позапрошлый век.

Но мне, не избалованной вечеринками, все очень нравится!

И теперь уже совсем нет опасений и сожалений, что зря пошла.

Не зря! Вообще не зря!

Права была Маринка!

Восемнадцать бывает только раз в жизни, я и без того из-за контроля родителей все на свете пропустила.

Мои одноклассницы вовсю таскались по впискам и клубам, развлекались, а я даже из дома выйти не могла!

Теперь с этим полегче, просто потому, что родители уже не могут так сильно меня контролировать.

Электронных-то дневников нет! Выяснить, сколько у меня уроков, когда они заканчиваются и прочее — невозможно!

А дополнительные занятия, семинары, различные студенческие движы — есть! И я могу практически без проблем, если не злоупотреблять, конечно, чересчур, задержаться до вечера.

Да и вечером тоже могу уйти, например, готовиться к докладу или коллоквиуму у Маринки…

Я за время первого месяца обучения в универе заметила удивительную вещь: все эти сложные названия дисциплин, ученые слова имеют какое-то гипнотическое воздействие на моих родителей. Они как-то сразу теряются и не могут запретить… Особенно, если выговаривать сложные фразы с умным и значительным лицом.

Офигенно!

Почему я раньше этим не пользовалась?

Нет, все же правы люди: высшее образование определенно развивает мышление. И позволяет находить выходы там, где их не сразу можно рассмотреть.

Конечно, я не ударилась во все тяжкие, но в студенческую жизнь с удовольствием окунулась.

Это так интересно, боже мой!

Столько всего!

Я записалась на все дополнительные занятия, на внеучебную деятельность, волонтерское движение, а еще в универе был свой хор, и я туда тоже записалась! Я хорошо пою, окончила музыкальную школу по классу фортепиано, и, хоть и не пошла по этому направлению, по творчеству скучала.

Понятно теперь, что в универе я нахожусь с утра и до позднего вечера. И ничуть от этого не страдаю, наоборот, словно воздухом свободы напитываюсь, перед тем, как вернуться домой, нырнуть на дно болота.

К тому же, я пристально присматриваюсь к преподавателям, зная, что многие из них параллельно работают еще и в других учебных заведениях. Может, кто-то заметит меня и возьмет старательную активную студентку в качестве помощника? На такое шансы минимальны, но и поступить сюда, в этот универ, тоже было непросто. Я же сделала? И тут справлюсь!

На вечеринку в честь посвящения первокурсников в студенты я идти не планировала, кстати.

Учебы много, доклад писать еще по истории психологии… Но сначала пристала Маринка, с которой мы подружились за этот месяц. Уговаривала меня несколько дней, дула губы, ставила ультиматумы и прочее.

Я была тверда, отмахивалась с досадой.

Но затем меня поймал между парами Тошка и в категоричной манере потребовал не ходить на “всякие сборища”.

Я прищурилась, отступила на шаг и, рявкнув:

— Рано я тебя простила!

Пошагала прочь от друга.

Злясь на его снова проснувшийся махровый шовинизм.

Ну надо же! Только-только помирились, стали снова общаться, и он опять за старое!

И меня не столько запрет взбесил, в конце концов, я сама никуда не собиралась, сколько то, что Тошка позволил себе мне что-то запретить. Дурак, что ли? Мало мне родителей, все еще считающих меня своей собственностью, так еще и он!

Я шла, вспоминала лицо своего друга, когда он пытался со мной помириться, после происшествия в первый учебный день. Его виноватый внимательный взгляд, слова сбивчивые о том, что он просто не успел тогда ничего сказать, что он потом поговорил с