Читать книгу "Невеста войны. Спасти Батыя! - Наталья Павлищева"

Но если Батый начнет всерьез бодаться с Гуюком, то монголам будет совсем не до Руси и их можно хотя бы какое-то время не бояться. Этого хватит, чтобы князь Александр привел в чувство всех, кто точит зубы на Русь с запада. Вятич думает иначе, но Вятич далеко, и я буду делать то, что считаю нужным.

Батый, зная, что я уехала травить Гуюка, никого другого посылать с тем же заданием не будет, это было бы опасно, два агента могут помешать друг дружке. Ну а потом просто разведу руками, мол, его, гада, яд просто не взял. Если будет перед кем разводить руками. Я действительно очень надеялась, что Батый с Гуюком сцепятся, как два скорпиона в банке, и нам останется только наблюдать со стороны их взаимную агонию. Вот будет праздник души! Моей, во всяком случае.

Так думала я, а Батый думал несколько иначе. На его счастье, я об этом не догадывалась, иначе не поленилась бы вернуться и придушить лично.

Странная уруска действительно отправилась в Каракорум. Ну и женщина! Хан не забыл встречу с ней в урусутском лесу и потом ее же гибель у городских стен Сырни, а также испытанный там монголами ужас. Не могла простая смертная снова оказаться живой! Шаманка тогда говорила, что она Чужая. Посоветоваться бы с шаманкой, но той нет среди живых, а объяснять про урусутку кому-то другому – значило открывать свою тайну.

Бату нашел выход – он отправил своего человека, но не к Сохрахтани-беги, как сказал урусутке, а к Огуль-Гаймиш с просьбой, чтобы ее шаманы посмотрели женщину, но не убивали, все равно бесполезно, а только поняли, что же ей действительно нужно. У жены Великого хана Гуюка Огуль-Гаймиш много шаманов, она дружит с такими.

Казалось бы, нелепо – он отправил предупреждение и просьбу жене своего врага. Но Бату знал, что Огуль-Гаймиш куда умней, чем о ней думают, и она не хочет войны между двоюродными братьями. Столкновения с Гуюком не желал и сам Бату, оно означало бы сильное ослабление обоих, что очень опасно. Как ни ненавидел наглого, заносчивого Гуюка Бату, хан предпочел бы просто жить отдельно от Каракорума, признавая Гуюка на расстоянии, безо всякого почитания и клятв.

Огуль-Гаймиш достаточно умна, чтобы понять это. Если она сможет остановить своего мужа, чтобы все осталось, как есть сейчас, то в империи будет мир, но если не поймет или не сможет и Гуюк будет требовать подчинения, тогда война. Другого выхода нет.

Уруска решила, что сможет убить Великого хана? Кто ее допустит к Гуюку? Разве что она умеет убивать на расстоянии, но тогда зачем ехать в Каракорум, сделала бы это из Сарая. Что-то здесь было непонятно, потому Бату не стал полагаться на уруску, да и на Огуль-Гаймиш тоже. В путь отправились еще двое. Эти ничего не ведали ни об уруске, ни о письме к хатун, зато знали, у кого в Китае, ближе к Каракоруму, нужно взять неприметный порошок, который никому не рекомендуется пробовать… Если Огуль-Гаймиш его не поймет или ничего не сможет, порошок пригодится.

А уруска? Она будет для отвода глаз, если понадобится.

Ничего этого я, конечно, не знала. Если бы узнала, я б ему показала «отвод глаз»! Тавро на заднице показалось бы мелочью, недостойной внимания.

Ну и где здесь затюканные и укутанные в чего они там носили-то? – паранджу, кажется, женщины? Уже вторая, которую я видела перед собой, была просто хозяйкой дома, а заодно и мужа. Этот самый муж, габариты которого откровенно уступали габаритам супруги (ну почему у крупных женщин так часто бывают мелкие мужья?), мотался позади своей благоверной и только кивал, во всем с ней соглашаясь. Вот тебе и восточное неравноправие! Древние бабы держали своих древних мужиков в руках не хуже современных мне, если, конечно, мужики это позволяли. Наверное, так было во все времена. Какой-нибудь звериного вида солдафон, возвращаясь домой после похода с руками по локоть и ногами по колено в крови, послушно мыл эти руки и вытирал ноги, потому что жена ругается, когда он оставляет кровавые следы на полу, мол, отмывай потом.

Монгольские девицы так вообще словно парни, скачут во весь опор, оружием владеют не хуже меня, из лука бьют даже лучше, спуску не дадут ни одному мужику. Считалось, что после свадьбы молодая женщина, переодевшись, становится почти рабыней супруга, то есть вся работа наваливается на нее, а муж только знай себе попивает кумыс.

Но я уже заметила, что, во-первых, женщин много, и юрты ставит не одна, а куча жен. Как тут не вспомнить Гюльчатай из «Белого солнца пустыни»? Одна женщина еду варит, одна детей воспитывает… а у нас все одна, что в тринадцатом веке, что в двадцать первом! И все чаще вообще без мужа.

Во-вторых, мужики все же помогали, а делали все рабы.

В юртах четкое деление на общую и хозяйкину половину. Прямо напротив входа лежбище главы семьи, непременно так, чтобы физиономией на юг, то есть ко входу. Над его головой всегда засаленная кукла из войлока, которую перед каждым обедом тоже «кормят», но никогда не стирают. У него в ногах большой короб вроде сундука с ценным барахлом. Слева гостевая зона, а вот справа за занавеской нечто вроде кухни – хозяйкина. Прямо по центру очаг, чтобы дым вытягивало вверх через дыру в потолке.

Так вот, в гостевой зоне можно толочься сколько угодно любому, кого вообще пустили в юрту, а на хозяйкину за занавеску только по приглашению, и то не всем. Если занавеска откинута, значит, хозяйка в духе и не против видеть гостей, а если нет, никому в голову не придет сунуть нос и поинтересоваться:

– А ты чего тут сидишь одна, скучаешь, пойдем к нам!

Можно не просто схлопотать по шее, а остаться без головы.

В юртах страшная вонь от дыма, горелого мяса, старого жира, пота, годами немытых тел, кожи, шкур и еще много чего. Шкуры, покрывающие остов юрты, и кошма на земле пропитываются этим настолько, что никакой ветер не выветрит. Не лучше и в тех юртах, которые стоят на повозках, только земля под ногами не такая холодная.

Первое время я ела с трудом, потому что мыть посуду у монголов не принято, в нее годами наливают и выкладывают еду, отчего слой жира и грязи становится просто ужасающим. Удивительно, но оказалось, что монголы не любят ни золотой, ни серебряной посуды, предпочитая деревянную. Особенно это бросалось в глаза в праздники, их закон Яса запрещает использовать металл в праздничных застольях. А когда гадали или шаманили, вообще убирали все металлическое. Вроде это связано с происшествием у какой-то горы, притянувшей все железные вещи Чингисхана и его спутников, даже копыта их лошадей, и потому чуть не погубившей Потрясателя Вселенной.

Что ж, логика в этом есть, дерево как-то теплее, но немытые годами деревянные чаши и блюда засаливаются до невозможности и аппетитному виду еды не способствуют.

Но голод не тетка, пришлось привыкнуть и к этому. Постепенно тошнота перестала мучить даже меня, а ведь первое время чуть наружу не выбегала, чтобы не облевать юрту. Да… человек может привыкнуть ко всему… ну, или почти ко всему. Отучиться мыться мне так и не удалось, а потому сложностей было много. У них закон (опять-таки Яса): нельзя мыться или стирать в проточной воде. В то же время больших корыт или тазов просто не было, от поливания на руки из небольшого кувшина толку мало, и немного погодя уже казалось, что на мне корка грязи, которая вот-вот начнет отваливаться кусками. С одной стороны, удобно: отколупал и живи дальше, с другой – я нормальный человек, и мне требовалось мытье пусть не каждый вечер перед сном, но хотя бы раз в неделю, иначе сдохну.