Читать книгу "Скажи, что простишь - Маргарита Дюжева"

ночи от кошмаров.

— Иди на хрен, Малов, — упрямо стираю со щек непослушные слезы, — ты больше никто!

Осталось убедить в этом бьющееся в агонии сердце.

Глава 3

Ночь я провела в обнимку с Фросей. Засранка пришла ко мне, услышав мои жалкие всхлипывания, забралась под бок и напрочь отказалась уходить, сколько бы я ее не выталкивала. Пришлось мириться, то с влажным носом, уткнувшимся в шею, то с пушистым хвостом, который она почему-то старательно пыталась уложить мне на физиономию. В итоге мы с ней продрыхли чуть ли не до десяти утра.

— Подъем, чудовище. Гулять.

Сучка зевнула, демонстрируя полный набор белоснежных зубов и снова зарылась носом под одеяло.

— Вставай, — я хлопаю по шерстяному боку, — а то я уйду и будешь терпеть до вечера, пока Катя не придет.

Кажется, хаски что-то поняла, потому что сердито заворчала и сползла с дивана. Наградив меня взглядом «да что ж ты за человек-то такой», уныло опустила серый хвост и поплелась к входной двери.

Я выглядела не лучше. После вчерашней встречи и заново вскрытых сердечных ран мне было страшно смотреть на свое отражение. Зеленая, бледная, с синяками под глазами и искусанными губами. Красотка из фильма ужасов.

Пока я одеваюсь, Фрося из какого-то угла вытаскивает свой поводок и терпеливо ждет, пока ее пристегнут и почешут за ухом.

Потом мы выходим на площадку. Я копаюсь у двери, с непривычки путая ключи, а откуда-то сверху доносятся голоса. Мужской раскатистый бас и женское мурлыканье.

— Я так рада, что ты приехал. Не представляешь, как сильно я по тебе скучала, — с придыханием произносит она, — такое мучение быть без тебя. Чуть с ума не сошла.

Надо же, любовь какая.

Они спускаются. Мужик ожидаемо громила, размером с трехстворчатый шкаф, а девица, как спичка. Худая, высокая, но не тощая, как я, а фигуристая. Даже в пуховике видно все изгибы фигуры – и налитую грудь, и тонкую талию, перехваченную кожаным поясом. Но ногах – высокие сапоги на шпильке. Одета дорого, стильно, со вкусом, а у меня шапка растянулась и сползает на глаза. Печаль.

Смотрю на ее кукольную физиономию и внезапно, как обухом по голове, прилетает понимание – они со второго этажа, с квартиры, расположенной над Катькиной, а это значит, что вчера вечером Малов был у нее! И по простыни, как любовник из анекдотов, спускался, потому что не хотел встречаться с этим прекрасным молодым человеком, способным уложить носорога одной левой.

Он бережно поддерживает ее под локоть, она смотрит на него со щенячьим обожанием в глазах, а я тихо офигеваю, от того, что у них на пальцах парные кольца.

Это что за семья такая? Зачем замуж выходить, если потом собралась гулять? И тут же встречный вопрос: а зачем Малов на мне женился, если ему и без брачных обязательств хорошо жилось?

Я чего-то в этой жизни не понимаю.

Они выходят первыми, а я шагаю следом, прикидывая не подкинуть ли в топку дровишек и не поинтересоваться ли, не видели ли они вчера, как мужик с голой жопой по сугробам шарахается.

Поразмыслив, решаю все-таки смолчать, все-таки чужая семья потемки, и не мне ее рушить. Может, для них такое в порядке вещей, а может, этот громила на самом деле хрупкий одуванчик, и своими словами я разобью его нежное трепетное сердечко.

В общем, пощадила. Хотя, глядя, как эта похотливая зараза накручивает булками, еле сдержалась. Прям распирало. Ровно до тез пор пока не поняла, что во мне говорит необоснованная ревность.

Малов – никто, пусть трахается с кем угодно. Какое мне до него дело? Никакого! Да-да, пусть хоть забор, через гнилую доску жарит, мне плевать. Пусть хоть…

Развить мысль мне не дала Фрося. Увидев снег, зараза внезапно вспомнила, что она хаски, а хаски положено творить всякую дичь. И понеслась. И я за ней, как воздушный шарик на ниточке.

— Фрося! Стой!

Куда там! Бежит, рот открыла, завывает, оповещая двор о своем хорошем настроении, хвост трубой. А потом и вовсе извернулась и скинула поводок вместе с ошейником.

— Фроська! Ко мне!

Ага. Сейчас. По сугробам носится, язык на бок, морда счастливая. А меня в холодный пот бросает, от того, что собаку могу потерять и Катька меня убьет.

— Только не на дорогу! Только не на дорогу! Фросенька!

Она скачет, я за ней. Мимо мамаша с ребенком на санках, идут, смеются, думают, что мы играем, не подозревая, что еще немного, и я собственную печень от напряга выплюну.

Тем временем лохматая проблема находит чью-то замороженную говнину и решает, что нет игрушки краше. Подкидывать, треплет, мотая головой из стороны в сторону, а потом бросает к моим ногам и, нетерпеливо поскуливая, припадает на передние лапы, явно ожидая, что я буду это сокровище у нее отбирать.

— Фу, Фрося! Фу! Кака! — мне удается запнуть трофей в сугроб под окнами, и радостная Фроська с размаху ныряет следом.

Правда о своей находке тут же забывает и начинает кататься в снегу, не обращая ни на что внимания. Я решаю, что это мой шанс. Перебираюсь через ограду и проваливаясь по колено в сугробах ползу к ней.

Яростный рывок, полет кобры, и я лежу на хаски, полностью утопив ее в снегу. Пока она возмущенно голосит, я щелкаю карабином.

— Попалась, паразитка!

У меня снег везде. В чунях, под курткой, под шапкой, но зато несносная собака поймана. Я ее отчитываю, а она, виновато прижав уши, что-то ворчит в ответ.

Морда наглая!

— Все, домой. Нагулялась. А мне на домой пора, — тащу ее к подъезду, но внезапно цепляю взглядом темный уголок, торчащий из сугроба, — погоди.

Наклоняюсь, чтобы подобрать, и через пару секунд понимаю, что это телефон Малова, который он вчера потерял во время своего позорного побега.

***