Читать книгу "Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - Автор Неизвестен -- Народные сказки"

Владимир куньей шубой укрывается: ноги его подгибаются, руки не слушаются, и сказать ничего не может. Повсюду лежат мертвы люди. Те же, кто жив остался, бросились в ноги Муромцу:

– Избавь нас, Илья Иванович, от Соловьиного посвиста, от звериного окрика! Мы второй раз уже того лиха не выдержим.

Схватил тогда Илья злодея за сивый чуб, посадил в мешок и отвёз за киевские стены в чисто поле. Сказал там Муромец разбойнику:

– Не быть яду змеиному ключевой водой. Не стать ворону резвым соколом. Просил я тебя, Соловей, не свистать во всю свою Соловьиную силу. Уговаривал кричать вполсилы по-звериному. Не послушал меня, Одихмантьев сын! Полно тогда тебе, злодею, слезить отцов-матерей! Полно вдовить молодых жён, сиротать детей малых!

Сказав это, вытащил Илья богатырский меч – здесь Соловью и конец настал.

Три поездки Ильи Муромца

оехал затем Илья по чисту полю. Долго ли ехал, коротко – глядит, перед ним латырь-камешек. Расходятся от того камня три дороги. На камне написано: «По первой дороге ехать – убиту быть. По второй – женату быть. По третьей – богату быть».

Сказал Муромец сам себе:

– Нет у меня ни жены, ни наследничка. Не для кого держать цветное платье, золотую казну. Нет, не поеду на дорогу, где богату быть. Не поеду и на дорогу, где женату быть. Взять себе молодую – да то чужда корысть; на белила-румяна будет молодая жёнка падка, с молодцами возьмётся перемигиваться, проситься вечерком за околицу. Не оставить такую, и самому пропасть! Взять же старую – на печи её держать, овчину накидывать, шубой укутывать, киселём кормить, на двор водить. Поеду-ка я на ту дорогу, где убиту быть.

Сказал так и поехал по первой дороге – только пыль закурилась. Бурушко его с горы на гору перескакивает, с холма на холм перепрыгивает, реки и озёра между ног пропускает. Возле самого Смоленска-города преградили Илье дорогу сорок тысяч разбойников.

Атаман их обрадовался:

– Вот так гость прямо в руки к нам пожаловал! Принимайтесь-ка поскорее, ребята, за молодца. Отбирайте у него цветное платье. Вытрясайте золотую казну. Уводите доброго коня.

Говорит Илья атаману:

– Видно, ты, атаман, совсем стар, видно, стал вовсе немощен. Где же ты, лунь седой, пень незрячий, цветное платье видывал? Нет у меня золотой казны, драгоценных камней, есть лишь добрый конь, а на том коне богатырское сёдлышко. Оно, атаман, не для красы, а для крепости, чтоб крепче сидеть было на нём наезднику. Есть ещё у коня тесмяная уздечка, а в той уздечке зашито по яхонту, и то не для красы, а для богатырской крепости. Да ещё у меня на головушке шеломчатый колпак под сорок пудов. И тот не для красы, а для ратной пахоты.

Атаман кричит подельникам:

– Долго мы дали выговаривать молодцу! Окружайте-ка вы, братцы, незваного гостя! Принимайтесь-ка поскорее за дело!

Скучно стало Илье. Снял он со своей головы шлем под сорок пудов да и взялся тем шлемом помахивать. Как в сторону махнёт – улочка. В другую – переулочек. Видят разбойники, беда пришла, побросали кистени и дубины, молят:

– Оставь нас хоть на семена!

Илья Муромец их не слушает – и на семена не оставил. Вернулся затем к латырю-камню и подписал на нём подпись: «Очищена та дорожка прямоезжая».

Говорит затем сам себе Илья:

– Коли вернулся я жив с первой дороги, отчего бы вторую не попробовать?

Поехал Муромец на дорогу, где женату быть. Бурушко его с горы на гору перескакивает, с холма на холм перепрыгивает, реки и озёра между ног пропускает. Долго ли, коротко ехал, видит белокаменный терем. У окошка сидит красная девица. Как завидела девица гостя, зарделась, обрадовалась, вышла встречать на расписное крылечко, низко кланялась:

– Здравствуй, мой белый свет, Илья Иванович!

Повела затем девица богатыря в палаты-комнаты, усадила за дубовый стол, стала яствами потчевать, наливать вина.

Спрашивает она:

– Не притомился ли ты, молодец?

У Ильи и впрямь глаза от того вина смыкаются, руки-ноги от тех яств тяжелеют. Однако Илья не теряется. Говорит богатырь девице:

– Отдохнуть хочу с пути-дороги. Веди меня в свою спаленку.

Девица взяла его за белы руки, повела в богато убранную спаленку, говорит:

– Ложись, свет белый, Илья Муромец, на широкую кроваточку, на пуховые перины-подушки. Для тебя я её стлала, для тебя те перины-подушки взбивала.

Илья отвечает:

– Ах ты, моя душечка, красавица-девица! Отчего бы тебе самой кроваточку прежде меня не попробовать? Отчего бы на тех перинах-подушках не понежиться?

Схватил он её под подпазушки да и бросил на кроватку. Тотчас кровать подвернулась, и улетела девица в глубокий подвал.

Усмехнулся Муромец:

– Видно, что убиту, что женату быть – всё одинаково.

Спустился он затем в подвал, отворил замки-засовы: вышло ему навстречу двенадцать добрых молодцев, удалых товарищей, сильных и могучих. Все они бьют богатырю челом, кланяются до земли:

– Ай, спасибо, богатырь Илья Иванович! Сколько лет отсидели мы у колдуньи – и только нас прибавлялось! Один ты разгадал её, проклятую, нас из плена выпустил. Пусть теперь она сама потужит, поплачется, пусть не видит белого свету, как мы его не видывали.

Говорит им Илья:

– Ступайте с Богом на все четыре стороны.

Вновь вернулся он к камню и подпись подписывал: «И эта очищена дороженька прямоезжая».

Направил Илья коня в сторону, где богату быть. Долго ли коротко нёс его Бурушко, да вот выехал конь в чистом поле на три глубоких погреба. В одном из погребов красное золото. В другом – чистое серебро. Третий доверху набит драгоценными камнями. Забрал Илья из погребов всё богатство, а на камне подписал: «Очищена и эта дорожка прямоезжая».

Вернулся честной богатырь в стольный Киев и раздал всё серебро-золото бесприютным и сиротам.

Илья Муромец и Поганое Идолище

есяц с тех пор прошёл, год пробежал: скучно стало Муромцу. Вновь едет Илья по чисту полю, глядит – навстречу перехожий калика. Хоть на том калике одёжа простая, да семи шелков на нём лапотки. В те лапотки вплетено по дорогому самоцветному камню: не ради красы, ради осенних ночей. Калика посвистывает, с руки на руку пудовую палочку перекидывает. Дрожит земля от каличьей поступи.

Говорит Илья:

– Здравствуй, калика перехожий! Как звать тебя, откуда бредёшь, куда путь держишь?

Тот отвечает:

– Что же, здравствуй и ты, Илья Иванович! Али не узнал меня, калику? Не я ли к