Читать книгу "Девочка с куклами - Вадим Панов"

–Ты кажешься замороченным больше обычного,– заметил Антон, подвигая Вербину стакан с виски.

–Обычно я просто усталый,– хмыкнул в ответ Феликс и сделал маленький глоток.

–А я как сказал?

–Ты уже забыл?

–Мне интересно, слышал ли ты меня.

–Слышал, но не понял смысла фразы.

–Попалось незнакомое слово?

–Ага.

Мужчины рассмеялись.

Антон работал в «Грязных небесах» ссамого основания, был скорее другом, чем сотрудником, а после оглашения завещания Криденс оказался ещё и деловым партнёром: бывшая хозяйка бара передала ему и администратору Кате по десять процентов акций. Ещё часть оставила родителям, а контрольный пакет – Вербину. Так Феликс, абсолютно неожиданно для себя, стал хозяином процветающего заведения. К счастью, много времени «Грязные небеса» унего не отнимали: основное управление лежало на плечах Антона и Кати, которым Вербин полностью доверял и в чьём благоразумии не сомневался.

–Интересное дело?– продолжил расспросы Антон.

–Ещё не знаю,– медленно ответил Феликс. Деталями расследований он с друзьями не делился, однако иногда обсуждал «в общих чертах»– без имён и дат.– Есть ощущение, что может оказаться интересным.

Фраза получилась более чем туманной, однако бармен без труда понял, что имел в виду Вербин:

–То есть ты ещё не знаешь, было ли совершено преступление?

–Ага.– Феликс помолчал.– Я думаю, было, но окончательный вывод сделаю завтра после того, как погружусь глубже.

–Понимаю.

Вербин сделал ещё один глоток, понял, что нужно покурить, и вопросительно поднял брови:

–Пойдём?

Но, против ожидания, бармен отрицательно покачал головой:

–Я перекур на беседу потратил.

Даже став совладельцем, Антон продолжил серьёзно относиться к своим обязанностям и в разгар вечера не мог оставить бар больше чем на несколько минут. Помощники бы справились, но Антон считал, что не имеет права так с ними поступать.

–Ладно, тогда с тобой в следующий раз,– усмехнулся Вербин, после чего натянул куртку и, пройдя через служебный коридор, вышел на задний двор.

«Грязные небеса» располагались в тихом переулке неподалёку от Цветного бульвара, а позади бара находился переулок совсем тишайший, в котором не то что машины – прохожие появлялись так редко, что по вечерам, особенно – зимой, Феликсу казалось, что он находится не в центре современного мегаполиса, а таинственным образом переместился в прошлое, в Москву старинную, и тогда стены домов превращались в срубы, а светил ему не одинокий уличный фонарь, а набравшая полный вес луна. И только в её лживом свете можно было в деталях разглядеть мрачные московские тайны. Настоящие тайны, порождённые страстями и пороками, сплетённые с легендами, суевериями и страхами. Старый город видел многое, но накопленные секреты выдавал неохотно, то ли потому, что обещал молчать, то ли берёг психику жителей, скрывая то, как всё происходило на самом деле.

–А раз так – придётся докапываться самостоятельно,– пробормотал Вербин, докуривая сигарету.– Как сейчас, например.

В странном случае с девочкой, которая умерла именно так, как ей представлялось несколько последних месяцев, с изумительной точностью воспроизведя запись из собственного дневника.

Или кто-то воспроизвёл ту запись?

Феликс не лгал Антону, он действительно ещё не принял окончательного решения, однако чутьё подсказывало, что дело открывать нужно, и вовсе не по сто десятой статье. Но пока у него было только чутьё. Как и у молодого Крылова с поддержавшим его Анзоровым. И просмотрев материалы, Вербин понял, почему следователь не спешит открывать дело – фактов не хватало. С другой стороны, Феликс давно понял, что факты – вещь наживная: если как следует вникнуть в происходящее, то быстро станет понятно, в каком направлении следует копать, чтобы их найти. И чтобы вникнуть, Вербин предельно внимательно изучал дневник Виктории Рыковой, перечитывая некоторые места и делая пометки для памяти. И периодически удивлялся тому, что девушка вела настоящий дневник – в бумажном блокноте, шариковой авторучкой, а не сливала мысли, или их обрывки, в социальные сети, как принято сейчас. Аккаунты Рыковой Феликс тоже просмотрел, но они были данью моде – фотографии, впечатления о прочитанном или просмотренном и снова фотографии. В социальных сетях Виктория была обыкновенной, а в личном, предназначенном исключительно для неё, дневнике представала совсем с другой стороны. «Под замок», а точнее, «в стол», девушка писала с полной откровенностью, которую не следует путать с вульгарной цифровой открытостью – именно её в социальных сетях продают под видом искренности. Настоящий дневник не только способ излить душу, но и терпеливый, вдумчивый собеседник, в разговорах и спорах с которым открываются всё новые и новые смысловые слои. Мысль за мыслью, слово за словом, автор уходит в размышлениях всё глубже, обнажая душу перед читателем, о существовании которого он даже не догадывался. К появлению которого отнёсся бы с ужасом.

Так уж устроен человек: он становится полностью откровенным, лишь когда уверен, что его никто не услышит.

И Виктория была именно такой – предельно искренней со своим единственным надёжным собеседником, за что Вербин был ей признателен. Но при этом не забыл мысленно попросить прощения за то, что роется в её мыслях. В её тайнах.

Феликс сделал ещё один глоток виски и вернулся к чтению.

«Я стою перед зеркалом и смотрю на себя.

И не знаю, смотрю ли я на себя. Или она смотрит на меня. И я не уверена, что она – это я. Мне страшно думать, что в зеркале могу быть не я. Мне страшно думать, что я могу быть в зеркале. Не знаю, как у других, а у меня во снах так бывает: явижу себя и не уверена, что вижу себя. Отражение в зеркале дискретно: водин момент оно знакомо, в другой передо мной стоит совершенно чужой человек. Она красивая. Она молодая. И она зачем-то оделась так же, как я. В какие-то мгновения она – это я. В какие-то мгновения – нет. И от этой дискретности мне страшно. Но тоже дискретно: вкакие-то мгновения страшно, в какие-то – нет. А в какие-то – странно.

Мне странно думать, что я могу быть не я.

Даже во сне.

Когда я боюсь, когда вижу не себя – внутри меня зарождается страх, но я осознаю его лишь в следующий миг – когда возвращается моё отражение. Когда я ощущаю себя собой, там, в зеркале, я начинаю бояться того, что там была не я. Боюсь, вижу себя, понимаю, как всё глупо, и перестаю бояться. И вижу в зеркале чужака. И меня вновь накрывает страх.

Я боюсь, когда я – это я. И спокойна, когда становлюсь другой.

А может, мне действительно нужно стать другой?»

–Какой именно другой, Вика? Нет ли в твоих словах аллегории на самоубийство? Стать другой – перейти в другой мир?

Вербин закрыл дневник и повертел его в руках.