Читать книгу "Аристократы улиц 1 - Александр Майерс"

том числе. Одето существо было в старорусскую рубаху-косоворотку и широкие штаны. На поясе был аккуратно повязан широкий пояс-кушак.

— Кто это? — хотел спросить я.

Но, конечно, издал только бесполезное «агу-ага». Как ни странно, существо будто бы меня поняло:

— Рад познакомиться, юный господин, — поклонилось оно. — Меня зовут Добран, я ваш домовой. Вообще-то, не принято нам, волшебным существам, приближаться к младенцам. Простите великодушно, вынужден был.

— Бросьте вы, — сказала нянечка. — Спасибо, что анчутку прогнали. Он сглазить мог нашего Эспера.

— Это вряд ли, — хитро сощурился домовой. — Его высочество остановил нечистого Взором.

Тогда я ещё понятия не имел, на что способен взгляд истинного дворянина. Однако нянечка и гвардейцы изумлённо уставились на меня.

— Так рано? — буркнул солдат.

Я посмотрел ему в глаза. Не понимая, что делаю, я вдруг почувствовал, что мой взгляд действительно обладает силой, и не удержался от того, чтобы направить её на гвардейца.

Лицо мужчины напряглось, он быстро отвёл глаза и прижал ладонь ко лбу.

— Ничего себе, — пробурчал он. — У его сиятельства действительно Взор открылся! Да ещё и сильный такой.

— Похоже, юный господин очень талантлив, — с улыбкой сказала нянечка.

— Так оно и есть, можете мне поверить, — кивнул домовой. — Ладушки, пойду я. Князю сам доложу о происшествии, не извольте беспокоиться.

Снова поклонившись, Добран скользнул в щель между паркетными досками и просочился в неё, как дымок.

Так я узнал сразу несколько вещей. Что в мире есть не только магия, но и магические существа. Как добрые, так и злые. Что люди, которые не владеют магией, могут использовать артефакты. Например, защитные, которые применили гвардейцы, забежав в комнату.

Немного позже я узнал, что магией обладает лишь ограниченный круг людей. По большей части аристократы, к которым я тоже принадлежал.

И да, у меня действительно оказался сильный талант. Который, впрочем, было необходимо упорно развивать.

День встречи с домовым и чёртенком-анчуткой я запомнил очень хорошо. Потому что именно тогда я вдруг понял, насколько восхитительный второй шанс мне выпал.

Взрослеть оказалось намного интереснее, чем в прошлой жизни. Ведь на этот раз я с самого рождения осознавал себя и к тому же понимал, какие перспективы открываются передо мной.

Знатное происхождение, великолепный магический талант, возможность получить лучшее образование и связи. Каждый новый день будоражил так, будто это самый важный день в моей жизни. По утрам я всегда просыпался с улыбкой, полный сил и вдохновения.

Расписывать, как прошли мои дальнейшие восемнадцать лет в новом мире, нет большого смысла. Скажу лишь две вещи.

Первая — я проникся глубоким уважением к детям. Потому что на своей шкуре испытал, насколько тяжело научиться говорить, ходить и контролировать свой мочевой пузырь.

Только взрослым кажется, будто это проще простого. Ничего подобного! Чтобы овладеть собственным телом, требуется много усилий. Неважно, что дети прилагают их неосознанно. Это нисколько не умаляет их личный подвиг.

Вторая вещь — я был счастлив. По-настоящему, правда. У меня была большая и любящая семья, широкие возможности и признание с самых пелёнок. Не думаю, что кто-то лучше меня понимал, какой бесценный подарок вручила мне судьба.

Тем сильнее я злился оттого, что мой единокровный брат Владислав всё у меня отнял.

А случилось это так…

Глава вторая

Мой отец, Александр Тарковский, умер за несколько дней до моего восемнадцатилетия. Ничего трагичного, он просто скончался во сне. Как сказал прибывший целитель — инфаркт миокарда.

Учитывая, что медицина в этом мире базировалась на магии, она была гораздо эффективнее той, что существовала в моём старом мире. Люди, особенно дворяне, жили дольше и почти не болели. Здесь лечили даже рак, а о таких вещах, как СПИД или ежегодная эпидемия гриппа, не слышали вовсе.

Поэтому смерть от сердечного приступа в девяносто шесть лет была довольно редким явлением. И всё же моего отца постигла именно такая участь.

Приём в честь моего дня рождения отменили. Я спокойно к этому отнёсся, ведь кончина главы рода была гораздо важнее, чем очередное празднество.

Традиции хоронить умерших в земле здесь не было. Для покойных сооружали краду — погребальный костёр. Прах затем закапывали под курганом или, в случае с аристократами, замуровывали в фамильном склепе.

После того как прах отца был оставлен в склепе, ко мне подошёл старший брат Николай:

— Эспер, надо поговорить.

— Конечно, князь, — я склонил голову.

— Перестань, — поморщился Коля. — Мы же братья. Не надо формальностей, когда мы наедине.

Мы отошли в сторону, под тень одного из раскидистых дубов, что во множестве росли на территории поместья. Николай заложил руки за спину и глубоко вздохнул, глядя на закат. Ярко-оранжевые лучи солнца отражались от блестящих пуговиц на его мундире Кирасирского полка.

— Ты прав, конечно, — начал он. — Теперь, когда папа умер, я новый князь Москвы. Но я хочу, чтобы ты знал кое-что.

— Что?

— Я не хочу оставаться править. Я в первую очередь офицер, и должен быть со своими людьми.