Читать книгу "Смерть напоказ - Эрве Гибер"

хлещет из всех дыр, без удержу брызжет. А что соглядатай? Кто смотрит? В коридоре проявляется, распространяется запах, одуряющий, будто жидкость для снятия лака. Он слышит, как во время коленопреклонения шелестит одежда из кожи. Смотрящий все вбирает в себя. Он подносит елдак ближе к этому все засасывающему Мальстрёму. Его сотрясают толчки, он распаляется, готовый вспороть задницу. Выстреливает. Прямо в глаз, глаз слепнет. Молофья закрывает зрачок, потопляет его. Снова ухватившись за карниз, он теряет равновесие и падает. Туфли скользят на камне. Он видит, что соглядатай падает. Он надевает трусы и, проверив, свободен ли путь, распахивает дверь. Зритель исчез, оставив окно стучать на ветру. Снаружи льет дождь, ветер ворвался на лестничную клетку. Он выходит, в нос ему бьет горячий воздух из вентиляции. Он подходит к зеркалу и, делая вид, что моет руки, смотрит, как много у него угрей. Оставленные на полу следы указывают, по какой дороге идти. Он послушен. Это туалеты какого-нибудь вокзала, кафе или кинотеатра? Опустив голову, никого не задевая, он идет в толпе. С этими следами смешивается множество других следов, они накладываются друг на друга, стирают прежние отпечатки. Следы черных лакированных женских туфель. Кажется, что указанный путь ведет по кругу. Он замечает, что оставленные наблюдателем следы ведут в никуда, все время возвращаясь к исходной точке. Вновь начинает пахнуть мочой, вновь этот едкий запах, ласкающий ноздри. Силуэт вполоборота: кто-то, должно быть, обернулся и посмотрел на его понурую голову. Черная кожаная мини-юбка, куртка из зеленой норки. Обесцвеченные платиновые волосы. Блестящая кожа, — может быть, скай, — шелестела, когда свершалось коленопреклонение. Это была женщина. «Я проглотил Мадонну в бархатных трусиках. Вот что было у меня во рту. Хорошо, не в жопе!», — слушая, что болтает пьянь, он потерял след женщины, исчезнувшей, когда глаза пресмыкающегося моргнули.

ИЗ ЛЮБОВНОГО ДНЕВНИКА

14.4.7... Тюильри, около 22 часов. Имя: Эрве X. 1,83 м. 21 год, книготорговец. Мы пошли ко мне.

Крепко сколоченный здоровенный парень без каких-либо явных проблем. Хуй маленький. Еще никто не сосал у меня так старательно и неистово, Рот пылает, заглатывает полностью. Дважды подряд дает мне кончить в рот, проглатывая всю сперму. Дрочит сам, второй раз просит подрочить ему. Кончаем не вместе. Кончая, не кричит и не говорит. Ничего необычного, если не считать, что встает у него с трудом, но при этом намеревается пихнуть мне. Вначале ебет меня в рот. Никто еще не засовывал мне язык в задницу так глубоко. Он лижет жарко, влажно. Такое ощущение, что в зад тычется псина. В первый раз, когда у него начал вставать, он перевернул меня на живот и попытался выебать. Хуй вошел не так глубоко, как язык, этим все сказано. Второй раз попытался меня взять, закинув мои ноги себе на плечи, я как бы садился ему на хуй, он продолжал отсасывать. Но не получилось, не столько потому, что у меня слишком широкая задница, сколько потому, что у него плохо стоял. Отстранился и прошептал: «У меня не получается». Кажется, застеснялся. А поскольку у меня стояк был почти все время, он улегся на живот и отдался мне. Но перед этим смазал мою балду слюной (он уже брал у меня в рот), свой зад тоже, мои пальцы сновали туда-сюда то в рот, то в жопу. Это продолжалось минут десять, но от перенапряжения мои хуй у него в заднице иногда слабел. Я не кончил. Он попросил меня вытащить, проговорил: «Кончай быстрее, мне больно!» У меня уже не слишком сильно стоял, и я ответил ему: «Нет, мне не удастся так кончить». Я пошел в прихожую, чтобы поссать в раковину и потом помыть хуй, чтобы он еще пососал. Подумал, он мог бы это сделать и так, но, наверное, будет не так уж приятно сосать хуй, вынутый из его же задницы. Он охотно взялся за дело, но не хотел, чтобы я сосал ему, проговорив «Лучше поласкай меня», и начал дрочить. В результате, когда я кончал, он еще дрочил себе. Ушел утром довольно рано, попросив завести будильник на полвосьмого, потому что пора было работать.

(Мой рот открыт вашим хуям, чтобы они кончали, мой хуй встает, чтобы веселить ваши задницы, я подставляю жопу, чтобы вы совали туда ваши елдаки. Идите же! И давайте ебаться! Пусть каждое наше зевало заглотит два, три хуя за раз! Пусть нас прохерачат хуи нечеловеческие, хуи звериные! Заглотим их и сожрем в своих дырках! Пропитаемся всеобщей спермой! Пусть течет удовольствие и сперма брызжет, пока не отвалятся яйца! Обольем последними струями город, головы почтенных граждан, будто это чернильный дождь! Удобрим как следует! Будем плясать, пока не сломаются ноги! Порвем, продырявим задницы, обольемся кровью, вспорем кишки! Отсосем друг у друга! Язык к языку, вместе, попарно, пока не проглотим и высрем, дабы ничего не оставить себе! Украсим городские стены нашими вырванными хуями! Пусть дождь станет кровавым! И, торжествуя, покажем, выставим напоказ наш сифилис, гонорею, шанкр, сыпь! Дадим гною залить весь город, все поганые рыла! Отравим их чумой! Сделаем их! Заразим их! Вскроем тупой плоти! Испачкаем эти чересчур непорочные хуи! Посмотрим, как чернеет город под нашим всеобщим гноем! Будем любить друг друга и ненавидеть их! Кончим, оторвав от тел наши головы!)

Ты чувствуешь? Ты его чувствуешь? Ты доволен?

Да, так хорошо!

Хорошо! Здорово! Классно!

Победа!

Мамочки!

Как следует прочистить мне горло хуями, засунуть в рот сразу два хуя, потом еще два, пока не порвут до дыр, вскрыть горло бритвой, чтобы они кончали внутрь, их вонючие залупающиеся хуи в ранах, дать им меня выебать, купаясь в смешавшейся сперме, отхреначить меня раз двадцать подряд, позабыв, насколько мне это приятно, дать им выхаркать сопли мне в рот, тереться перепачканными залупами о мое лицо, пердеть мне прямо в рожу, отодрать, отделать меня, украсть мою одежду, позволить им продать меня, оставив на теле вонь их верблюжьего навоза.

Едва вставив хуй, парень шепчет слово «полиция», и мы должны быстро прятать залупы, засовывать хуи в штаны, дело пропало, я иду за парнем, который пытался меня выебать, мы выходим из сада, мимо едут машины, он не знает, что я иду сзади, тут стоят еще трое парней, это арабы, парень, за которым я шел, уже их миновал, они заговаривают со мной, я, не думая, иду дальше, они спрашивают, нет ли у меня пятисот франков, я говорю, что