Читать книгу "Ревизор: возвращение в СССР 5 - Артем Шумилин"

бабуле ничего не досталось. Женщины с забавным энтузиазмом начали рассматривать трофеи и меняться.

Главбуху тоже ничего не досталось. Подошёл к ней и встал рядом. Вид у неё не был расстроенным, как у других, которые пролетели.

— Ирина Викторовна. Мне отпроситься на завтра надо. На олимпиаду в Брянск от школы отправляют. Можно? Я в выходной могу отработать…

— Можно конечно, Павел. А что за олимпиада?

— По обществоведению, — скривился я.

— О! А почему тебя отправляют?

— Городскую выиграл. На свою голову.

— Молодец какой! Конечно, Павел, езжай. И смотри, за Святославль там постарайся! А мы все болеть за тебя завтра будем!

Последние две фразы она произнесла громко и с пафосом.

— Девочки! Павел завтра на областную олимпиаду по обществоведению едет! Пожелаем ему удачи!

Надо было видеть выражения лиц моих коллег. Такого восхищённого удивления в свой адрес я ещё не видел. Ни в той жизни, ни в этой. Меня это растрогало. И старый, и битый — а все равно приятно, поди ж ты!

Усмехнувшись про себя, сел за свой рабочий стол, достал ссобойку, включил кипятильник. Как быстро привыкаешь к хорошему, уже не удивляюсь, что моя чашка, вымытая и полная воды, меня ждёт, остается только кипятильник воткнуть в розетку.

Поймал взгляд Изольды и жестом поблагодарил за это. Старается, грехи свои искупает… Подумал, усмехнувшись: ну и пусть.

Быстро, уже привычно, разобрался с текучкой и решил почитать ещё обществоведение. Но потом решил сходить в заводскую библиотеку, взять карту Брянска. В какую больницу Васю перевели, мне доктор сказал. Осталось только найти её. При том, что в Брянске я не был никогда.

Глава 3

06.04.1971 г. Святославль

С утра бабуля меня растолкала в шесть часов. На пробежку не пустила, выдала мне наглаженную белую рубашку и галстук и поставила на стол завтрак.

— Проверь комсомольский значок, не откололся ли, — наставляла она меня. — Возьми, вот, шоколадку с собой, импортную, съешь перед экзаменом.

— Ба, это не экзамен. Это, просто… — я не смог сразу подобрать слова, чтобы успокоить её. Она явно нервничала. И встала, наверняка, давно. Вон, к шести утра уже завтрак готов. И сама уже причёсана. — Это просто соревнования, кто лучше знает предмет. Если не смогу победить, это ни на чём не отразится. Тем более, что в городской олимпиаде я уже победил, а это и так немало.

— Ты совсем не волнуешься? — удивлённо спросила меня бабуля, садясь за стол напротив меня. — В прошлый раз ни спать не мог, ни есть…

— С тех пор много воды утекло… — серьёзно сказал я, глядя ей в глаза и кладя свою ладонь на её. — Ты, главное, сама не переживай.

У школы был даже раньше семи. Нас ждал капотный автобус с крупной надписью «Дети» на обеих сторонах. Школьный автобус из сельской местности сняли ради нас с привычного маршрута.

Когда я был молодым, таких автобусов было много, и они не обращали на себя никакого внимания. Сейчас же я с интересом разглядывал этот гибрид автобуса и грузовика. Проходимость у этих автобусов, должно быть, обалденная. Интересно, куда они делись со временем? Их что, выпускать перестали? Они просто исчезли с наших дорог и всё. Я даже не помню, когда.

В Брянске нас привезли в обычную городскую среднюю школу. Рассадили в актовом зале за отдельные парты, объяснили условия и задания. С собой за парту взять разрешили только ручку и шоколадку. Пацаны и девчонки сидели, потели от страха и перевозбуждения из-за огромной ответственности, возложенной на них школой и родителями. Приятно было чувствовать себя седым ветераном, которому это детское соревнование до голубой звезды после серьезных взрослых переделок, через которые пришлось пройти. Потеть? Волноваться? Блестеть глазками на грани истерики? Вот еще!

Однозначно прикольно было, что взрослых было больше, чем школьников. Возможно, это служило дополнительным фактором, выбивающих детей из колеи. К чему приучила школа — взрослые в классе — это повышенная ответственность и риски. Они учителя, завучи, директора. А когда их столько…

У меня же мысли в голове были совсем не про олимпиаду, всё беспокоился, как я доберусь до больницы, где Вася лежит. И вообще, удастся ли сбежать из-под присмотра Игоря Ивановича, чтобы вообще до больницы добраться.

С минуту потупил над заданием, отвлекаясь на посторонние мысли, потом поймал обеспокоенный взгляд директора, взял себя в руки и начал писать. Старался сильно не мудрствовать, чтобы особо не выбиваться из общего направления. Но несколько собственных мыслей вставил.

В целом, остался доволен своей работой, нужные темы хорошо знал, иначе и быть не могло. Конституцию я вообще практически наизусть выучил — невозможно работать главбухом или аудитором, если не знаешь хорошо нормативные акты. Сила привычки. А если ты знаешь хорошо нормативку, то в чем вообще проблема грамотно ее истолковать, если тебе на самом деле не шестнадцать, а пятьдесят восемь лет? Учебник по обществоведению давал общие направления, как можно сейчас трактовать Конституцию, да и сам, прожив столько лет в СССР, уже на подкорке помнил, про что можно говорить и писать, а про что точно не стоит. К примеру, если пишешь вопрос про права человека в СССР, то нужно делать особый упор на социально-экономические права — о них восторженно писать после лично прожитых девяностых мне вообще не сложно. Только в девяностых, хлебнув дерьма, когда система рухнула, все осознали, в чем была истинная ценность бесплатной медицины, квартир в подарок, а не в ипотеку, и прочего счастья, которое в СССР совсем не ценили.

И никто же не мешает мне в силу эрудиции и личных зарубежных поездок тут же написать про негатив, что есть у лишенных этих прав зарубежных граждан, которым не повезло родиться в капстранах? Тоже абсолютно искренне, с глубоким сочувствием к ним. У кого в двадцать первом веке были родственники в тех же Штатах — все знают, что такое счет от стоматолога на шесть тысяч долларов. Или лечение сломанной в двух местах ноги за пятьдесят тысяч.

Я управился немного раньше времени. Остальные участники ещё дописывали. Обернувшись назад, увидел, как затаскивают столовские столы на четыре человека и сдвигают их в один большой стол как на свадьбу. Значит, будет банкет. Значит, сразу домой не поедем. Значит, я могу улизнуть на пару часов в больницу к Васе. Просто замечательно!

Поискал глазами Игоря Ивановича. Он, поймав мой взгляд, подошёл.

— Что-то не получается, Павел? — спросил он. — По правилам, мне нельзя к тебе подходить.

— Я уже готов, — протянул я ему исписанные листки с синим штампом в углу на каждом.

— Всё проверил? — уточнил директор. Я кивнул головой в ответ.

Игорь Иванович подозвал к нам кого-то, у меня забрали мою работу и разрешили встать.

— А банкет надолго будет? — спросил я.

— А что? — удивился директор. — Домой торопишься?

— Нет. У меня друг лежит в областной больнице, с черепно-мозговой травмой, тяжко ему пришлось. Навестить хочу. Можно?

Директор колебался, я видел это, но, в конце концов, он сказал:

— Нет, я не могу тебя одного отпустить.

— Жаль, — ответил я разочарованно. — А если не одного, то можно было бы?

— С кем же из взрослых я тебя отпущу?

— С таксистом, — невинно предложил я.

Надо отдать должное директору, соображает он быстро.

— Какой таксист? — возразил он мне. — У нас же водитель РОНО полдня уже без дела сидит…

Меня отправили на автобусе. Целый автобус погнали ради меня одного. Игорь Иванович велел водиле меня везде сопровождать и никуда одного не отпускать. Но тот, естественно, высадив меня у больницы, закрылся и лёг дальше спать, предоставив меня самому себе.

Как же я не спросил, в каком отделении лежит Вася⁈ На КПП узнал, где у них справочная.

Меня чуть не выгнали из справочной, но я им голову заморочил и своего добился.

Отчества Васи не знаю, года рождения не знаю, они, вообще, со мной разговаривать не хотели. Но я их измором взял, сказал, что не для этого я из Святославля ехал, что меня сюда сам директор завода отправил! Они нашли мне Василия Башагина в нейрохирургии, но сказали, что меня к нему не пустят, потому что он без сознания.

А я всё равно пошёл в нейрохирургию. У них в справочной данные обновляются два раза в день, я это ещё по прошлой жизни помню, родственник лежал как-то там с серьезной травмой. Вдруг Васька уже очухался.

Разговаривать пришлось с завотделением. На удивление молодым, ему не было и сорока. Увидев это, я преисполнился надеждой — с такими обычно легче договориться, чем с людьми моего