Читать книгу "Негодная певица и некромант за клавесином - Мстислава Черная"

Оно невыполнимое.

Передо мной богиня, высшая, но она не стоит над миром. Мы обе живём по его законам, и в этом смысле я и она равны.

— Нет ничего невозможного. Скажи, Карин. Скажи или возвращайся.

Из моих рук исчезает чашка недопитого чая, исчезают и чайник, и столик.

Если я промедлю… исчезнет всё, и я очнусь на улице, где меня заметит стража и проводит туда, где я лягу на диван и встречу конец.

Нет, только не обратно!

Вскочив, я думаю сказать, что согласна отправиться в другой мир и в чужое тело, куда угодно. Но выкрикиваю я не то, что думаю, а то, что чувствую:

— Я хочу вернуться в свои восемнадцать. Я хочу вернуться и прожить свою жизнь.

— Легко.

Ещё одна стена исчезает, и я вижу до боли знакомый коридор, ведущий к моей детской, где меня наверняка ждёт плюшевый заяц, слегка облысевший, но такой любимый. Я его обниму как в детстве, и всё будет хорошо. Он нечто большее, чем игрушка. Талисман?

Когда я была маленькая, я играла только с ним. Родители пытались заинтересовать меня куклами, но я оставалась равнодушна, и однажды мама даже забрала у меня зайца, чтобы я играла как все девочки. Какую грандиозную истерику я тогда закатила… Никакие увещевания и угрозы не помогали, пока мне не вернули мою игрушку.

Помню, я хотела забрать зайца с личными вещами, когда выходила замуж, но родители категорически запретили, а я уже была слишком… правильной, чтобы настоять на своём. Мне хватило обещания, что они никогда не выбросят мою плюшевую любовь

Мама сдержала обещание.

Я иду к детской, почти бегу, но внезапно с противоположной стороны раздаётся заунывный дикий вой.

Вздрогнув, я оборачиваюсь:

— Кто-то плачет?

Никогда не слышала подобного воя. “Плач” — я выразилась очень мягко. Кто-то орёт? На звуки моей детской истерики не похоже. Да и место не то.

— Давай посмотрим? — предлагает Азири Ра.

Храм исчез, мы находимся в доме, где я выросла, где прошли лучшие годы моей короткой бесславной жизни.

— Посмотрим, — киваю я с искренним любопытством, но когда понимаю, откуда именно идёт вой, останавливаюсь перед дверью.

Неужели? Мне исполнилось четырнадцать, и из детской меня переселили во “взрослую” спальню с крошечным будуаром, модным век назад, во времена строительства особняка.

Повзрослев, я вела себя тихо, как положено.

За одним маленьким исключением.

— Белая луна горит на небе, — раздаётся из-за двери с надрывом. Теперь можно разобрать, что вой не просто вой, в него сливаются стихи.

Я шарахаюсь.

До меня наконец доходит, что происходит.

— Это было действительно ужасно, — выдыхаю я.

Азири уверенно касается двери, и створка просто растворяется, открывает будуар нашим взглядам.

Посреди комнаты стою я, и судя по ещё немного детскому лицу и ярко-розовому в рюшах платью, мне около пятнадцати. Тогда я горела мечтой стать певицей, а мне отвечали, что у меня нет ни музыкального слуха, ни приятного голоса. Что я не способна петь, только выть и скрежетать.

Мне говорили, что я должна молчать, быть малословной и обходиться полушёпотом. Короче, всеми правдами и неправдами скрывать свой недостаток.

— Ужасно? Разве? По-моему, ты репетируешь и ты счастлива в этот миг.

— И что, что я счастлива? Родители были правы.

— То есть, вернувшись, ты снова будешь молчать и слушаться? Карин, тогда какой смысл возвращаться? Чтобы повторить стремительное угасание?

— Нет, я не буду слушаться. Я не пойду за Берта…

— Светлые боги! — раздаётся возглас мамы. — Карин, немедленно прекрати! Это невыносимо. Ты хочешь свести нас с папой с ума?

Мама поднимается по лестнице и входит в комнату. Забавно смотрится, как она открывает не видимую мне дверь.

Мама…

Сердце отзывается теплом и одновременно горькой досадой.

— Мама, ну почему?! — прерываюсь я-маленькая. — Мне нужно петь, чтобы стать певицей! Я буду давать концерты, собирать залы. Однажды я обязательно выступлю на конкурсе талантов Эльфийского королевского Двора и выступлю в Гранд-холле!

Я морщусь, и меня пробивает на смешок — так наивно…

Конечно же, ничего подобного никогда не случится.

Услышать, что отвечает мама, я не успеваю, но я и так помню, она скажет, что я бездарна.

Окружающее пространство стремительно выцветает, и я оказываюсь в кромешной серости, липкой как паутина. Но я не одна, передо мной стоит Азири:

— Моё условие очень простое, Карин. Я исполню твоё желание вернуться, а ты обязуешься исполнить свою заветную мечту. Ты должна петь, собрать зал, участвовать в конкурсе и выступить в Гранд-холле. Ты согласна?

Глава 5

— Бред.

— Выступить в Гранд-холле бред? — удивляется она. — Ты же хочешь. Ты сегодняшняя, спустя почти десять или сколько лет, до сих пор отчаянно хочешь на сцену. Я же чувствую.

От мысли, что я выйду перед людьми и дам часовой или — с ума сойти — трёхчасовой сольный концерт, сердце бьётся чаще. Моя наивная мечта родом из юности поразительным образом зажигает меня даже здесь, в тисках унылой серости. Пелена, словно обжёгшись, отступает.

Но, услышав себя со стороны, я отчётливо понимаю, что родители правы. Как можно быть певицей, если не попадаешь в ритм, не различаешь ноты? В конце концов, если ты вообще не поёшь, а только невпопад тянешь гласные, отчего исполнение превращается в надрывный рёв, грозящий оглушить слушателей в буквальном смысле?

В самом начале родители предприняли попытку нанять мне учителя, но ни один из педагогов не продержался дольше пары уроков, они все как один пасовали перед моей, как теперь выяснилось, кромешной бездарностью.

Я просила найти мне преподавателя из Королевской оперы, а оказалось, что мне действительно следовало молчать…

Только я не про то.

— Бред, что ты исполняешь моё желание, — отвечаю я, хотя не верю, что Азири действительно не поняла, — а в качестве платы я исполняю свою же мечту. В чём твоя выгода? Я бы поверила в бескорыстие богини из храма, но не в бескорыстие богини из “Бюро”. И что ты говорила про души, выжатые досуха, твоими конкурентами?

Азири закатывает глаза:

— Что тебе не ясно, Карин? Ответ очевиден. Что ты чувствуешь при мысли, что твоя мечта исполнится? Вот представь, что ты выходишь на сцену и зрители поднимаются со своих мест, они рукоплещут тебе. И даже вечно пустующая королевская ложа переполнена членами правящей семьи.

— Я не верю.

— Представь, — настаивает она.

— Я… в восторге?

— Мои