Читать книгу "Луч надежды - Александр Ветров"

связанное с мамой, дополнялось запахом этих духов, стало их постоянным спутником. Можно сказать, стало запахом детства. И вот проходит время, Вы уезжаете в другой город или даже другую страну, чтобы построить свою собственную жизнь. Допустим, Вы находите вторую половинку и хотите ей или ему купить в качестве подарка духи или одеколон. Заходя в магазин парфюмерии, Вы внезапно ощущаете запах, тот самый запах. Запах маминых духов. Это происходит резко и неожиданно. Перед Вашим взором сразу появляются все эти картинки из прошлого, Вас сразу начинает окутывать то самое тепло из детства. Очень невероятно сильно чувство. Оно может быть не обязательно хорошим. Быть может, это воспоминание не о мамином тепле, а о чём-то плохом, я лишь привёл пример. Что касается возникшего тогда у меня чувства, я не могу точно сказать, хорошим оно было или плохим. Но оно было очень сильным. Я почувствовал, как сердце забилось сильнее, но дыхание при этом замедлилось. Зрачки двигались очень быстро, пытаясь осмотреть всё вокруг, но всё остальное тело при этом не двигалось. Это были и знакомые, и в то же время, давно позабытые чувства, нахлынувшие разом с максимальными силой и потоком. Это был эффект, если позволите, супер-дежавю. И тут я начал ощущать настолько забытое, что можно было бы уже сказать незнакомое, мне чувство, исходившее ниоткуда, как из самой глубины моей души. Вернее, из того, что от неё осталось. Лицо немного потеплело, но слёз не было. Неужели заплачу? Из-за какой-то музыки? Но в итоге отпустило. Закончилось всё резким выдохом. Видимо, весьма громким, так как это заметили все находившиеся в машине. Я понимал, что мне нужно было что-то ответить на вопросительные взгляды. Я не сумел придумать ничего умнее, как "Скоро мы приедем?" Это было весьма глупо, так как я знал дорогу на дачу хорошо. Взглянув в окно автомобиля, я увидел, что мы уже едем по дороге из какого-то жёлтого камня. Это означало, что было уже близко, оставалось ехать минут пятнадцать. Мама просто ответила: "Скоро". Я не знал, какое у меня сейчас выражение лица, в зеркало заднего вида не решился смотреть, чтобы не привлекать внимание, поэтому просто опёрся локтем на дверь, а головой на ладонь и стал смотреть в окно. Я пытался понять, что со мной произошло, какой-то эмоциональный приступ, не иначе. Но он закончился, остались только воспоминания о нём, которые рассеивались каждую секунду. Рассеивались, как недавно увиденный сон, который сразу после пробуждения ты помнишь хорошо, но встав с кровати, почти забываешь, а через несколько минут забываешь вовсе. Помнишь только, что он был. Я думал над этим всю оставшуюся дорогу, пытался разобраться со своими чувствами. Было странно и непонятно, я не знал, что и думать. Но вскоре стало уже не до этого. Мы приехали.

Как я и ожидал, я отправился на вишню. На шею я повесил ведёрко и взобрался по лестнице. Я стал собирать ягоды в каком-то автоматическом режиме. Я заметил, что собрал полное ведро достаточно быстро. По крайней мере, мне так показалось. Спустившись вниз, чтобы пересыпать ягоды в большое ведро, я снова поднялся наверх. Когда мысли метались в моей голове так быстро, я не замечал, как наполнял ведёрко одно за другим. Не заметил я, как были собраны и два больших ведра. Смотря на это, я прикинул, что должно было пройти уже часа два, не меньше. Так оно, скорее всего, и было, потому что солнце начало потихоньку опускаться. Когда я стоял на лестнице, я видел солнце, деревья, камыши вдали. Это всё показалось мне каким-то новым. Не скажу, что прекрасным, удивительным – нет. Именно новым. Тепло от солнца казалось каким-то отдалённым, хотя и было очень даже жарко. Как будто я не ощущаю это тепло сейчас, а ощущал когда-то. Когда-то давно. Странное чувство, не похожее ни в коем разе на прозрение, на раскаяние, сожаление, ни на что. Может быть на чувство опустошение. По крайней мере, это самое подходящее слово, которое я могу применить в данной ситуации. Я увидел, что ко мне идёт бабушка. Увидев собранный урожай, она похвалила меня и позвала к столу. Я взял вёдра и пошёл за ней. Тут впервые я понял, что мои мысли не может отвлечь даже еда. С ума сойти! Но ведь это было бы весьма подозрительно. Мало того, что я собрал два ведра, не разу не пожаловавшись, что мне плохо, что я устал, так ещё и прямо сейчас своим собственным языком произнесу: "Я не хочу есть". Нет, это слишком бы напугало всех вокруг, и ко мне было бы слишком много вопросов, что доставило бы мне слишком много проблем. Поэтому я попытался откинуть все эти мысли. Сказал себе: "Это всё бред. Чушь." Пытался убедить себя, что это просто странная реакция. Например, на солнечный удар.

Вечером те чувства, что испытывал я днём, практически полностью улетучились. Я помнил, что случилось что-то странное, но старался не придавать этому значения. Я убеждал себя, что это ерунда, какой-то возрастной бзик переходного семнадцатилетнего возраста. Позже я уже стал искренне в это верить. Я помнил эти чувства, но так, будто бы мне кто-то о них рассказал, но я сам их никогда не ощущал. За обедом и ужином я вёл себя обычно, сметая восемьдесят процентов содержимого со стола, затем лежал на диване в дачном домике и играл в игры на смартфоне. Испытанные мною эмоции я стал считать какой-то слабостью, какой-то ерундой. Словно я какая-то слабая девочка, а не суровый и жестокий мужик, каким я себя представлял. Меня это злило, и я хотел забыть об этом и дать обещание, что больше никогда себе такого не позволю. В глубине души я предполагал, что это. Это были потуги всего того хорошего, что могло ещё остаться во мне, вернуть меня к жизни хорошего человека. Или хотя бы просто человека, что было бы для меня тоже достижением. Но пришёл страх. Очень непонятный страх. Не тот страх, который испытываешь за свою жизнь, не страх за кого-то, даже не детский страх перед мифическими монстрами и чудовищами. Даже не школьных страх перед контрольной, двойкой и полученного следом за этим родительского наказания. Страх своих чувств. Самый странный на свете страх – увидеть в себе хорошего человека. На даче мы остались с ночёвкой, и я твердил себе, что покончу с этим чувством и никогда больше не дам ему вылезти наружу. Я уничтожу его словно вирус, крепко