Читать книгу "Чародейка на всю голову - Надежда Мамаева"

– Это хорошо, что вы согласились, потому что беседовать все равно бы пришлось. – И, игнорируя возмущенный взгляд лекаря, видимо потерявшего дар речи от наглости визитера, мужчина представился: – Офицер Эрвин Торон.

Заявившийся ко мне гончий был то ли темнобровым блондином от природы, то ли его брюнетистую масть сменила ранняя сплошная седина, выбелив волосы, но не тронув разлет бровей, – так сразу и не скажешь. Хотя на вид этому Эрвину я бы дала около тридцати – рановато становиться белым как лунь. Но кто этих местных разберет? То ли стрессы – спонсоры его снежной макушки, то ли гены.

Хотя вот за чуть раскосые, как у кота, глаза с зеленоватым оттенком больной персидской бирюзы, прямой нос, волевой подбородок, да и лицо в целом, в котором не было ни капли приторной глянцевой красоты, ответ держали исключительно хромосомы.

Стервец офицер был весьма притягателен, явно это знал и наверняка умело использовал. Но явно не сегодня. Потому как впился в меня острым взглядом. Я бы даже сказала – препарирующим. Но и я тоже умела держать скальпель. Потому лишь стиснула зубы. Мне предстоял бой.

И неважно, что из оружия лишь слова. Нанести травму средней степени тяжести можно и тупым вопросом. И не только психике. Главное, получше рассчитать удар и верно зарядить картечь из пауз-запятых.

– Магистр Гобарт, – меж тем холодно произнёс серебристый – так я мысленно окрестила светловолосого офицера. – Прошу оставить нас. Мне нужно допросить крауфиню Уикроу.

Причем тон гончего был таким, что речи о просьбе и не шло. Это был однозначный приказ: «Вон!» – лишь обличенный в вежливые формулировки.

Я, откинувшись на подушки, всем своим видом говорила: «Давайте скорее спрашивайте, что вам нужно, и уходите, у меня скоро по графику сердечный приступ». Мои ресницы были полуопущены, грудь часто и рвано поднималась, отчего легкие из-за поверхностного дыхания не успевали насытить кровь кислородом и лицо, как я надеялась, стало бледным. И пока внешне я изображала без пяти минут клиента патологоанатома, про себя лихорадочно оценивала и ситуацию в целом, и поведение лекаря с офицером в частности.

Выводы напрашивались неутешительные: хотя целитель и был предан своей госпоже, в теле которой я оказалась, но сила и право были на стороне серебристого. И, полагаю, откажись я от допроса под предлогом болезни, магу было бы нелегко доказать, что разговор не сможет состояться по причине моего слабого здоровья.

– Мой долг напомнить вам, – старик попытался вклиниться меж мной и серебристым, – что моя госпожа еще очень слаба и разговор может пагубно сказаться на ее здоров…

– А попытка уйти от него может и вовсе стоить ей жизни, – перебил Эрвин. – Вам, магистр, должно быть известно, что по пустякам я не стал бы беспокоить дочь советника императора.

«Куда я влипла?! – подумалось невольно. – И ху из кто на самом деле этот сумеречный, что может себе позволить так бесцеремонно вломиться в спальню полуживой девушки, чей отец явно не последний человек здесь?»

– Да, я знаю. Ваша слава, господин Торон идет впереди вас. Поэтому и напоминаю: если что-то случится с госпожой, ее отец не оставит этого. – И старик упрямо вздернул подбородок.

Я не могла не зауважать целителя, который сейчас, в этой комнате, бросил прямой вызов серебристому, посмев угрожать.

– Учту, – сквозь сжатые зубы процедил Эрвин и кивнул, указывая на дверь. – А сейчас – прошу.

Лекарь вынужден был удалиться. И мы остались одни. Стоявший передо мной, судя по всему, олицетворял закон в целом и мои неприятности – в частности.

– Итак, начнем…

С этими словами он поставил на тумбочку, что располагалась рядом с моей кроватью, кристалл. Тот мгновенно наполнился неярким светом, блики которого бабочками запорхали по стенам, на посрамление тусклым сумеркам за окном и паре магических же шаров-ночников, которые я заметила только сейчас.

И я, глядя на радужные переливы артефакта, невольно подумала, что мне, получившей второй шанс на жизнь в эти темные времена, главное сейчас – не засветиться.

Гончий меж тем прищелкнул пальцами. Тут же вокруг нас засияла прозрачная полусфера.

– Ну все, теперь полог тишины поставлен, так что вы, крауфиня Уикроу, можете не опасаться лишних ушей. Наш разговор будет записан на кристалл. – Его голос был столь же теплым и радушным, как космический вакуум. – Ответьте на вопросы: как и при каких обстоятельствах вы оказались свидетельницей разговора Дьярвира Йорана, властелина восточных мертвых земель империи, с послом из Калле и о чем они говорили?

Ох! До этого момента я считала, что, вообще-то, нельзя же вот так с места, с сеновала – и сразу вляпаться в… историю. Причем, судя по «послом», «властелин» и «договорился», дело пахнет государственной изменой.

– А вы всегда настолько прямы в общении с девушками? – Я решила, что если быть умной и осведомленной не могу по техническим причинам, то почему бы не побыть озабоченной? А уж собственным здоровьем или желанием выскочить замуж – не суть важно! И плевать, что до чемпионки по флирту, способной обои взглядом поклеить, мне было далеко. Но я постаралась, чтобы вопрос был понят однозначно: мои намерения прекрасны, я счастья женского хочу. А до ваших расследований дела нет.

– Если речь идет о деле, то да, – сухо ответил серебристый.

Увы. Мне попался прямо непробиваемый какой-то тип. Хотя… я же не вижу себя со стороны. Вдруг Уикроу страшненькая, с бородавкой на носу, тремя подбородками и пятью детьми и мужем! Впрочем, запястье, которое ныне принадлежало мне, было вполне себе изящным, с вязью какой-то татуировки. Так что навряд ли я сейчас в сверхтяжелой категории борца сумо. Но все остальное исключать нельзя.

– Значит, вам нужны от меня только ответы… – Я постаралась выглядеть глубоко печальной, а потом, словно изобразив озарение тревожной мыслью, патетично воскликнула: – А ведь они могут стоить мне жизни! Почти стоили!

Я решила, что вот он, звездный час для того, чтобы лишиться чувств, но… у гончего оказался весьма действенный и оригинальный способ приводить дам в чувство. Какие там нашатырь и стакан воды! Шантаж! Вот лучший способ удерживать женское внимание! А главное – как бодрит и приводит в тонус.

– Дьярвир сегодня бежал из арестантской. Вы – главная свидетельница обвинения. Вас ведь уже пытались убить… – он говорил вкрадчиво, мягко, даже слегка обязывающе, что разнилось со смыслом слов. Но именно от такого обращения, а не от холодно-повелительного тона у меня пробежали по спине мурашки. Потому что появилась полная, абсолютная, безоговорочная уверенность: мне большая надгробная крышка.

Я ничего не знала о разговоре этого Дьярвира с каким-то послом. Но из меня сейчас медленно и верно будут выбивать эти сведения. Потому как дела о госизмене – это не фунт изюма. И гончему нужен результат.

На миг захотелось признаться, что я подселенка и ни в зуб ногой, но… когда прикинула, как я осчастливливаю мужика фразой: знаете, я тут из другого мира и слегка не в курсе событий… меня как пить дать вышвырнут из этого тела на радость Хель и попытаются вернуть ту, которая даст показания.