Читать книгу "Поединок в снежной пустыне - Захар Артемович Сорокин"

сразу улёгся в постель. Профессор Дженалидзе поднял меня на смех: крови испугался, истребитель? Ходи и терпи!

И я терпел.

НЕ ОТСТУПЛЮ!

Медицинская комиссия госпиталя пришла к выводу, что по состоянию здоровья меня следует демобилизовать. Я тут же написал протест. Меня признали «ограниченно годным к военной службе».

Не мог я с этим согласиться. «Всё равно своего добьюсь! — повторял я себе. — Ни за что не отступлю!»

Осенью 1942 года выехал в Москву. В день приезда побывал в отделе кадров Военно-Воздушных Сил Военно-Морского Флота. Меня внимательно выслушали и посоветовали обратиться к нашему Наркому.

Несколько раз я принимался писать рапорт и, не дописав до конца, начинал сызнова. Получалось плохо, неубедительно. Наконец написал так:

«Разрешите отомстить за те раны, которые нанесли нашему народу и мне фашисты. Уверен, что смогу летать на боевом самолёте и уничтожать врагов в воздухе…»

И вот — рапорт подан.

Когда я пришёл в Наркомат, мне сразу же вручили пропуск. «Значит, дела идут успешно», — подумал я.

Оставив палку в бюро пропусков, направился в приёмную Народного Комиссара Военно-Морского Флота.

Чувствую — волнуюсь. Хочу успокоить себя — ничего не выходит.

— Товарищ старший лейтенант, можете войти, — пригласил адъютант.

Стараясь держаться ровнее, я двинулся к открытой двери кабинета. Народный Комиссар поднялся мне навстречу:

— Как себя чувствуете, товарищ Сорокин? — спросил он.

— Спасибо, хожу вполне устойчиво.

— Хорошо, присаживайтесь.

Я двинулся к креслу и пошатнулся. Пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть. Нарком заметил моё замешательство и улыбнулся:

— Не волнуйтесь, Сорокин… Не волнуйтесь… Скажите, что вас заставляет вновь сесть на истребитель?

— Хочу мстить врагу… за Сафонова, за боевых друзей, за свои раны…

— Вот что, товарищ Сорокин… Придётся вам пройти комиссию. Если врачи не обнаружат никаких физических недостатков, кроме неполноценных ног, — разрешим вам летать. Вопросы есть?

— Всё ясно, товарищ адмирал Флота…

Через несколько минут я уже ехал в машине Наркомата к Центральному госпиталю в Сокольники. Пакет с направлением отдал дежурному врачу. Он разорвал конверт, и я увидел под направлением подпись Народного Комиссара.

Только что я был почти уверен в благополучном исходе медицинского обследования, и вдруг страх и сомнения снова овладели мной. Гнал их прочь, но они не уходили.

Две недели я пробыл в госпитале, с волнением и тревогой ожидая решения комиссии.

Вот оно: «В порядке индивидуальной оценки Сорокин 3. А., старший лейтенант, признан годным к лётной работе на всех типах самолётов, имеющих тормозной рычаг на ручке управления, и к парашютным прыжкам на воду».

СЕДЬМАЯ ЗВЕЗДА НА ФЮЗЕЛЯЖЕ

Я стою на перроне Ярославского вокзала. Поезд на Мурманск отходит через пять минут, а мне всё ещё не верится в своё счастье. Наконец-то я назначен в родной Сафоновский полк. Приказ о назначении в моём кармане. Я действительно еду на Север, еду воевать…

Мурманск встретил меня пронизывающим холодом. Мороз достигал сорока градусов. На ветру слипались веки. Трудно было дышать. Я же не замечал этого. Всё мне здесь было по душе.

В штабе авиаполка имени дважды Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова встретился с капитаном Петром Сгибневым.

— Будем воевать вместе, — приветливо сказал мне командир полка. — Вас в какую эскадрилью назначили?

— В первую, — ответил за меня начальник штаба.

— Вот и хорошо. Среди друзей вам будет легче. Пока изучайте материальную часть, а потом и летать начнёте.

На командном пункте эскадрильи меня окружили лётчики, техники, мотористы. Командир эскадрильи капитан Алагуров сердечно поздравил с выздоровлением. Со всех сторон сыпались вопросы:

— Погостить приехал, Захар?

— На штабную?

— На побывку?

— Приехал, друзья, не как гость, а как лётчик, — ответил я.

— А как же твои ноги?

— Ноги?.. Стометровку бегать не могу, а летать… буду стараться…

— Мы все тебе поможем, Захар. Ты должен летать!

Не сразу удалось подчинить своей воле крылатую машину. Теперь на педали нажимали не собственные ноги, а протезы. Трудно, почти невозможно было рассчитать давление на тормозную педаль, а каждый нажим отдавался тупой болью во всём теле.

По совету командира я несколько дней тренировался в кабине самолёта, стоявшего на земле, снова превратился в ученика аэроклуба, отрабатывающего самые элементарные движения.

Плохо спалось мне, всё думалось, как вести себя в воздухе. Натянешь на голову одеяло, забудешься коротким тревожным сном, но и во сне участвуешь в воздушных схватках и даже тормозишь самолёт, хотя протезы сняты и стоят под койкой.

Постепенно я начал летать. Сначала на патрулирование. Самолёт снова стал послушен мне. В воздухе я временами даже забывал о протезах, чувствовал себя совершенно здоровым человеком.

Чередовались боевые будни, мои товарищи возвращались на аэродром, рассказывали о воздушных боях, считали сбитые самолёты… А мне всё ещё не удавалось встретиться с врагом.

И вот, наконец… В один из февральских дней 1943 года, как только затихла пурга, в серое полярное небо взвилась ракета. Над аэродромом повис комок зеленоватого дыма. Техник выбил колодки из-под колёс моей машины, и она рванулась вперёд.

В это утро я с особой остротой испытывал радостное, чуть тревожное возбуждение, которое всегда охватывает в начале боевого полёта. Подсознательно я чувствовал, что этот полёт не будет «холостым». Предчувствие меня не обмануло.

Мы патрулировали над Мурманском. Справа, чуть сзади меня, летел Соколов; у второй пары истребителей ведущим шёл Титов.

Внезапно в наушниках моего шлемофона послышались позывные командного пункта:

— «Кама-3»! «Кама-3»! С северо-запада идёт группа противника. Как поняли? Я «Казбек», перехожу на приём.

— «Казбек»! Я «Кама-3», вас понял. Веду поиск.

В небе ничего не было видно. А внизу из труб кораблей, стоявших в порту и заливе, поднимались чёрные столбы дыма и лениво расползались в воздухе. С высоты хорошо было видно, как по Кольскому заливу медленно ползёт караван транспортных судов и стремительно рассекают свинцовые воды миноносцы эскорта.

Я уже было решил, что тревога ложная, и вдруг вновь услышал:

— Я «Казбек», «Кама-3», видите противника? Вам высота семь тысяч.

— Набираю, — ответил я и в этот же момент увидел, как из-за сопки вынырнули строем шесть гитлеровских машин. По знакомым силуэтам сразу же узнал лёгкие бомбардировщики «Мессершмитт-110».

— Я «Кама-3», разрешите атаковать, — запросил я по радио командный пункт.

— Атакуйте! — раздался в наушниках звонкий голос Сгибнева. Мы всей группой ринулись на самолёты со свастикой.

Нашим союзником в этой схватке было само солнце. Его лучи слепили фашистских лётчиков.

Имея преимущество в высоте и скорости, мы почти мгновенно очутились у вражеских машин, летевших