Читать книгу "Я тебе не ровня - Лариса Шубникова"

— Тебя Хряпа зовут, да? — смеялась рыжая. — Вон как хрустишь. Ой, правда. Хряпа и есть.

А сама, хитрюга, уже и ладошку положила на лоб жеребца и гладила-ласкала.

— Что? Мало дала? Так не знала я, Хряпа, что ты любишь-то.

Андрей дивился такому чуду! Никогда еще Буян не был так покорен и тих с чужаками. Все время будто чёрт его подзуживал беситься и безобразить.

— Не болит у тебя ничего, Хряпа. По глазам твоим хитрющим вижу. Озоруешь, да? — маленькая разговаривала с огромным конем, будто с подружкой лясы точила. — Ты ведь не молодой уже, а игреливый.

Народу вокруг такого циркуса прибавилось. Бабы, дети, мужики. Ратники Шумского тоже не без интереса посматривали то на девку, то на хозяина своего. Ждали, видать, циркуса похлеще, чем этот — когда боярин Андрей начнет расправу творить над рыжей, что так вольно с его конем обращалась.

— Скучно тебе, чернявый? Играть не дают? Айда со мной, — и девка исполнила совсем уж чудное.

Скакнула кузнечиком вбок, а Буян, словно того и ждал. Скакнул вслед за ней и заржал так, как человек иной смеется. Баба одна уронила пустой бочонок. Мальчишки запищали от такого представления. Мужики захмыкали. Андрей стал чернее тучи.

— Ага! Озоровать нравится? Ой, Хряпа, чудной ты, — смеялась рыжая, а Буян ей вторил тихим ржанием. — Пойдем, сведу тебя седлать. Ты смотри что натворил, чёрт озорливый. Всех разогнал.

Вроде как ворчала маленькая, а Буян башкой своей огромной закивал. Народ ахнул: где это видано, чтобы с конем болтать, да чтоб и он отвечал. Никак, ведьма?

Пока рыжая говорила с жеребцом, держала за уздечку, дворовый паренек быстро накинул седло на спину Буяна и возился тихо, затягивая подпругу.

— И всех делов-то, Хряпа. А ты злился, — рыжая гладила теплый лоб Буяна, а тот, послушно подставлял ей голову свою огромную, ластился.

Шумской не стерпел. Шагнул с крыльца воеводских хоромин и направился прямиком к девчонке. Народ, завидев смурного Гарма шарахнулся в стороны. Ратники его и те отошли подалее, разумно рассудив, что запросто могут попасть под горячую руку своему боярину. Знали — Андрей орать не станет, выговаривать тоже не будет, а просто пришибет и все. Прям как пёс — брехливый, да громкий беды большой не сделает, а молчаливый и тихий — загрызёт.

— Чья? — от спокойного голоса Шумского у многих мурашки поползли по спинам.

Рыжая взглянула на Андрея, только вот сейчас и заметила его. Чтобы заглянуть ему в глаза девушке пришлось голову поднять высоко. Андрей поймал ее ясный взгляд и понял, что она его вроде как узнала. Странно. Знакомы, чтоль? Шумской не припомнил.

А рыжая поклонилась урядно, и сказала тихо:

— Михаила Афанасьевича Дорофеева внучка, Арина. Вчера ты, боярин, отбил нас у татей. Благодарствую, — и снова поклонилась, на сей раз поясно.

— К Буяну не подходи. Испортишь коня. Увижу — не спущу, — и все это тихо, без злости или радости. Муторно.

Андрею показалось, что Арина будто ледком покрылась, пристыла к месту, но глаз не отвела, смотрела прямо и без опаски, словно равная ему.

Шумского пробрало маленько от странных ее глаз. Он с дурным каким-то любопытством и мыслями, уставился на ее волосы, пробежал взглядом по простому очелью*, по лицу — светлому и гладкому. Подивился черноте бровей и ресниц — не рыжие, как коса. И сей момент ощутил странное и пугающее: реши эта чернавка кормить его морковкой, еще неведомо, отказался бы он или нет? С тех мыслей Андрей совсем замкнулся, брови свел к переносице. Знал боярин, что такой его взгляд и напугать может, и обездвижить, а рыжей хоть бы хны.

Андрей только диву давался, глядя на рыжую Арину — никакой робости, смущения, а только лишь лучистая улыбка, да блеск серо-зеленых глаз. Она разглядывала его внимательно, с любопытством, видно дивилась, что нет бороды да усов. Так смело смотрели вдовицы и бедовые бабёнки. Шумской понимал, что не в намеках и призывах дело. Видел, поди, что девка перед ним невинная, но не сдержался и высказал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как смеешь в глаза мне смотреть? — Арина, будто припомнив что-то, глазеть перестала, и голову опустила, но Андрей заметил, что улыбку прячет. — Бесстыжая.

Но брюзжал-то Шумской скорее по привычке. Сказать по чести, ему нравилось, что девка смотрит без испуга и неприятия.

Буян, словно почувствовав, что ругают рыжую, пряднул ушами и ткнулся мордой в затылок Аринке. Та сморщилась, но тут же улыбнулась, и отпихнула ладонью настырного жеребца. А Шумской припомнил, что вчера в лесу он снес голову татю одному, что вздумал девку сильничать. Никак она была? Ее за косу тянул по траве лихой мужик? Ей должно сейчас больно — волос-то из косы повыдергал бородатый разбойник.

— Иди, — Андрей гнал чудную девку, но самому было интересно знать, откуда такая взялась.

Руки тонкие, белые, не сплющенные тяжким трудом, но и не праздные — сразу видно сильные пальчики. Очелье богато не жемчугами, а вышивкой — редкой красоты рисунок. Навеси на висках невелики, но из серебра. Андрей никак не мог сообразить, какого сословия эта рыжая. Не холопка, не селянка, да и в купеческих семьях таких не водилось — уж дюже лик тонок и нежен. Сама стройная и прямая, роста не большого и не малого. Гибкая, руки и ноги длинные. Боярышня? Тогда с чего наряд простой, хоть и чистый? Внучка ученого мужа? Видел Шумской того деда Михаила — лицом прост, глаза навыкате, бородка козлиная и сутул. А у этой и осанка и походка словно у княжны. От деда у нее нет ничего, ни капелюшечки не похожа.

Гнать-то гнал, но и разглядывал, заметил, что Арина и сама любопытничает. Вон глаз серо-зеленый блеснул, прикрылся тяжелыми ресницами, будто спрятался.

— Спаси тя Бог, боярин, — Арина поклонилась, и поспешила уйти. Вслед ей тихо и недовольно заржал Буян.

Шумской постоял, постоял, да и двинулся к навесам, куда определили коней его ратников — он взял с собой десяток от полусотни, собираясь в Богуново на торжище.

Чуть погодя позвали утречать, и Андрею пришлось сидеть за столом с воеводой и ученым дедом рыжей девчонки. Шумской молчал, но слушал — интересно было выяснить об Арине. Кто такая и откуда? Но два старых друга ни словом о ней не обмолвились. Все больше говорили о хозяйстве, о хороминах в Берестово, куда собрались перебраться дед и его чудная внучка.