Читать книгу "Трем девушкам кануть - Галина Щербакова"

– Помнишь? Он в школе собирался убить Риту.

– Мало ли что мы сболтнем. Валдай по жизни оказался выше Емельяновых. Он их и так победил. У тех все чужое, а у него все свое. И с чего это ты решил, что карел гулял ночью в Харькове? Я, Юрай, так не люблю сплетни!

– Наверное, показалось, – пожал плечами Юрай.

Дней через пять мама объявила, что нужно и хорошо бы съездить им в Константиново, к маминой сестре и Юраевой тетке. Тетка еще работает, ей вырваться, чтобы повидать племянника, труднее, а они – птицы вольные.

Ехали двумя автобусами, от пыли и жары вымотались как черти. А на самом въезде в Константиново задержались, пропуская похоронную процессию. И все происходило так, как Юрай недавно видел: женщины усыпали дорогу цветами, просили Бога посодействовать покойнице, а мужчины были строгие и трезвые, но в напряженном ожидании. Правда, политбюро здесь не наблюдалось.

Так уж случилось, так уж случилось. Юрай сидел у окна, потому что мама боялась сквозняка. Автобус был высокий. «Икарус». И гроб пронесли мимо, прямо рядом с Юраем. На белоснежной подушке покоилась черная, до синевы, гладко зачесанная головка мисс Менд. Или ее однояйцевой сестры – Юрай в последнее время нагляделся близнецов. Поэтому он стал шарить глазами по сопровождающим, ища сестру-близнеца. Но такой не было. А тут еще процессия чуть притормозила, и лицо мисс Менд оказалось почти вровень с Юраем, и он увидел складочку в уголке ее рта, в которой собралась мука. Юрай не мог оторвать глаз от этой складки, которую можно увидеть только с высоты «Икаруса», всем идущим рядом ее видно не было. И кричала, кричала мисс Менд этой складочкой. Получалось, что кричала ему, Юраю.

Что же с ними случилось – с двумя молодыми женщинами, одинаково подпирающими голову кулачком в поезде из Москвы? Что же с ними случилось? Процессия поплыла дальше.

– Какая молодежь хилая! – тяжело вздохнула рядом мама. – А эта совсем не выболевшая. Совсем здоровая с виду. Чего, казалось бы, не жить?

– Мам! – сказал Юрай. – Я сейчас спрыгну. Ладно? Я объясню, потом… Вечером…

Юрай догнал похороны. Он быстро внедрился в толпу, улавливая по дороге информацию. Благо не он один присоединился по дороге, таких много, и всем интересно знать, за кем же ты пошел? Вот и идет шепотом выяснение, кто и почему.

Маша Иванова. Одинокая. Сирота. Перебрала снотворного. По ошибке. У нее до этого какой-то болючий приступ был. Особо никто о ней не плачет. Некому… Она тут чужая. Кто идет впереди? Квартирная хозяйка. Ей достанется мебель. «Хельга» и кресла из рыжей кожи. Покойница копейку имела, она хоть и молодая, а на Севере с десяток лет оттрубила, хозяйственная была, цепкая.

– А не тю-тю ли ее? – вроде невзначай бросил Юрай.

– Да нет! – ответили ему. – Милиция ходила. Если б злодейство было, взяли бы что… А там в хрустальной вазе деньги лежали, три тыщи. И сережки на ней золотые. В них и закопают… Народ у нас хоть и нечестный, но сироту не тронет. Хоть кого спроси… А «Хельга» достанется по правилам. Ну сам посуди… Кому же еще?

Юрай внедрился добросовестно. Даже лопата ему досталась при засыпке могилы. А на вопрос: «А ты кто?» – отвечал честно: «Мы с ней из Москвы вместе ехали. Она в гости пригласила. Я приехал, а тут такое дело». – «Ну да, она ездила в Москву. У нее там подруга. Хотели ее вызвать, да не нашли адреса. Наверное, он был только в голове у покойницы».

Поминки справляли во дворе, но Юраю очень хотелось увидеть «Хельгу». Терся возле фанерованной двери отдельного входа покойной жилички. Навесик над дверью, две к ней приступочки. Хозяйка – Зина Карповна – заметила его телодвижения, подошла.

– И чего вы тут вынюхиваете? – спросила без антимоний.

– Можно я приду к вам завтра? – задушевно сказал Юрай. – Я вас кое про что спросить хочу…

– Нечего меня спрашивать, – отрезала Зина Карповна. – Это я сегодня ворота расчинила, потому как смертный порядок такой. А у меня и собака, между прочим, есть… Кобель будь здоров. Спустить могу.

Тут же за ее спиной замаячил здоровенный дядька со злыми и какими-то ошалелыми глазами.

– У товарища якийсь вопросы есть, – противным голосом сказала ему Зина Карповна.

Из дядьки вышел рык, он кинулся на Юрая и еще минута – схватил бы того за горло, но появились какие-то люди: «Ваня! Ваня! В такой день нехорошо, – оттащили ошалелого, а Юраю объяснили: Ваня у нас – мэн крутой. Ему по морде человеку дать, как другому плюнуть. Спасение, что его тут все знают. Не связываются и во всем с ним соглашаются: „Ага, Ваня, ага!“ – даже если белое – черное. Потому что по глубине, понимаешь, Юрай, по глубине, значит, по-настоящему, Ваня – мужик хороший. Безотказный в деле, и если кому надо помочь за так. А Карповна просто из него веревки вьет, а она-то вот как раз зараза. – Это так по-тихому Юраю донесли в ухо. – И если тебе что надо, то лучше начинать с Ивана, подловить его на улице, обговорить дело, он слово держит, как пионер. А Зина как раз брехуха. Хотя, с другой стороны, смотри, Юрай, покойница ей никто, жиличка, а какая закусь? И количество выпивона неограниченно. Ну, про „Хельгу“ ты слышал…»

Одним словом, испортив отношения с хозяевами, Юрай пошел в милицию, моля бога, чтоб не ждал его ветеран-сверхсрочник, а достался бы человек помоложе и посмекалистей.

Достался ровесник. Тонкошеий, кадыкастый, с головой такой правильной «круглости», что это даже бросалось в глаза – на тонкой шее! – как недостаток. Ну чего уж ты такая круглая, голова, могла бы, мол, и чуть вытянуться вниз. Или вверх. Куда-нибудь в сторону, одним словом.

Слово за слово, перешли на ты, повспоминали Москву, парень учился там заочно и очень любил в Москве ВДНХ.

– И архитектура, и новинки жизни, и питание найдешь. У меня просвет – я туда. Я про эти слухи, что ВДНХ не нужно, слушать не могу. Ну скажи, когда я поеду в Киргизию? Или куда еще? А там зашел… Тюбетейки… Балалайки ихние… Ковры… И мне для образования вот так, – парень перерезал тонкую шею ладонью, – хватит.

– Слушай, Михайло, сюда, – сказал ему Юрай. И медленно, как ученику, рассказал все – от и до. Даже про то, что целовался с Аленой. Для взбадривания интереса у слушающего.

Михайло слушал, слегка открыв рот и замерев. Только по кадыку можно было видеть, что он сглатывает дыхание, а значит, живет.

Когда Юрай кончил, Михайло тряхнул своей неприлично круглой головой и вздохнул:

– Ну, ты даешь! Ну, даешь…

– Нет, ты объясни! – закричал Юрай. – С разницей в несколько дней умирают два человека, ехавшие в одном купе.

– Ну и что? – засмеялся Михайло. – И три могло быть, и четыре. Знаешь, сколько в жизни совпадений? Да ковырни мы сейчас этот поезд, может, там уже половина покойников.

– Ты спятил, – сказал Юрай. – Я ведь с тобой не вообще, я ведь о конкретном случае говорю. Он тебе не подозрителен?

– Не-а, – ответил Михайло. – У Ивановой вечером была почечная колика. Не знаю, но люди говорят, что это хуже нет. Приезжала «неотложка» – все зафиксировано, старик, документы! Сняли колику. Посоветовали ей на ночь принять снотворное. Оставили две таблетки. Она к этим двум добавила еще свои, потому боялась, что, если не уснет, колика повторится. Понятно я говорю?