Читать книгу "Люди на войне - Олег Будницкий"

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

На этом тема была закрыта, и какое-либо ее обсуждение в интерпретации, отличной от сталинской, приравнивалось к контрреволюционной агитации. Председатель Верховного суда СССР Иван Голяков разъяснял в июне 1942 года: «В качестве базы для клеветнических измышлений используется и внешняя политика Советского Союза. Под маской выражения патриотических чувств указывается на якобы неправильное заключение договора о ненападении с Германией. В извращение политического значения этого акта Советской власти говорится, что Германия-де вытянула все ресурсы из СССР, обескровила его, а потом, воспользовавшись нашими же ресурсами, напала на Советский Союз». Поясню: в военное время широко применялась статья 58–10, часть 2, предусматривавшая смертную казнь за «контрреволюционную агитацию», к которой приравнивались критические оценки властей, сделанные даже в частных разговорах.

Сталин, разумеется, не упомянул о секретных дополнительных протоколах к пакту, и до конца 1980‐х годов советским руководством категорически отрицалось само их существование.

Кто же на самом деле выиграл от 22‐месячной «передышки» и насколько были верны расчеты, побудившие Сталина (ибо Молотов был лишь исполнителем его воли) подписать пакт с нацистской Германией?

Поворот от антифашистской пропаганды к «дружбе» с гитлеровской Германией был для советских людей совершенно неожиданным. Теперь на страницах «Правды» они могли прочесть поздравление Гитлера Сталину по случаю его 60-летия и пожелание доброго здоровья ему, «а также счастливого будущего народам Советского Союза». Риббентроп в отдельной поздравительной телеграмме напоминал «об исторических часах в Кремле, положивших начало решающему повороту в отношениях между обоими великими народами и тем самым создавших основу для длительной дружбы между ними». Сталин поблагодарил Гитлера за поздравления и «добрые пожелания в отношении народов Советского Союза». Риббентропу он ответил более выразительно: «Благодарю Вас, господин министр, за поздравления. Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».

Характер и результаты «дружбы» были очевидны многим современникам и вызывали их категорическое неприятие. Ольга Берггольц записала в дневнике: «…Когда немецкие танки на нашем бензине шли на Париж, — я всей душой протестовала против этого, ощущая гибель Парижа, как гибель какой-то большой части своей души, как наш позор — нашу моральную гибель».

Однако попробуем отрешиться от морали и обратимся к практическим последствиям пакта. Политикам, как и генералам, свойственно готовиться к прошлой войне. Санкционируя договор с Германией, Сталин как будто играл от противного: в Первую мировую Россия воевала в союзе с Англией и Францией и потерпела крах. Теперь он словно хотел оказаться в роли «третьего радующегося». Об этом говорит и логика действий, об этом говорил Георгию Димитрову сам Сталин 7 сентября 1939 года: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.)… Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии… До войны противопоставление фашизму демократического режима было совершенно правильно. Во время войны между империалистическими державами это уже неправильно. Деление капиталистических государств на фашистские и демократические потеряло прежний смысл».

Однако стратегия русской дореволюционной дипломатии, которой пренебрег Сталин, «дружить через одного», имела более чем серьезные основания, так же, как военный союз самодержавной России и республиканской Франции: и в Петербурге, и в Париже опасались, что не справятся с Германией поодиночке в случае войны.

Падение Парижа через десять месяцев после подписания пакта стало для него шоком. По свидетельству Хрущёва, Сталин «буквально бегал по комнате и ругался, как извозчик. Он ругал французов, ругал англичан, как они могли допустить, чтобы их Гитлер разгромил». Молниеносный разгром Франции означал крах надежд Сталина на затяжную войну на Западе.

Это было самым важным последствием пакта: второй (точнее — первый) фронт войны с нацистской Германией, отсутствием которого Сталин уже в ноябре 1941 года, среди прочего, объяснял неудачи Красной армии, был ликвидирован в июне 1940-го. На европейском континенте Советский Союз остался с Германией один на один. Точнее, с Германией и ее союзниками. Причем с Германией, многократно усилившейся. К середине 1941 года Германия оккупировала ряд европейских стран общей площадью 1922 тыс. квадратных километров с населением 122 млн человек. Это позволило ей почти удвоить экономический потенциал. К примеру, в оккупированных странах (в годовом измерении) железной руды добывалось в 6,5 раза больше, чем в Германии и Австрии, медной — более чем в 2 раза, бокситов — в 12,6 раза; чугуна и стали выплавлялось существенно больше. В Германии и Австрии ежегодное производство автомобилей составляло 333 тыс. штук, в оккупированных странах — 268 тыс. Для сравнения: в СССР в 1939 году произвели (с учетом автобусов) 201 687 машин, в 1940‐м — 145 390. И это лишь одна из многих позиций.

По словам одного из руководителей немецкой военной экономики Ганса Керля, «война на Западе резко изменила военно-экономическую обстановку в Германии… Норвегия, Голландия, Бельгия и главным образом Франция накопили в своих портах за первые семь месяцев войны огромные запасы стратегического сырья: металлов, горючего, резины, сырья для текстильной промышленности и т. д., которые теперь оказались в руках немцев в качестве военных трофеев. Промышленность этих стран также была хорошо снабжена сырьем и могла выполнять крупные немецкие заказы, не нуждаясь в новом сырье. База производства железа и стали была значительно расширена тем, что угольные шахты, рудники и сталелитейные заводы Голландии, Бельгии, Франции и Польши достались нам почти невредимыми. Германии, таким образом, была предоставлена исключительная возможность развить свою экономику за счет крупнейших промышленных предприятий захваченных стран».

Вдобавок Германия во многом решила вопрос с трудовыми ресурсами: польские военнопленные были направлены для работы в сельском хозяйстве, французские и бельгийские — в промышленности.

СССР в 1939–1940 годах присоединил территории общей площадью 460 тыс. кв. километров с населением около 23 млн человек. В экономическом отношении они не шли ни в какое сравнение с теми странами, что оказались под контролем Германии.

Пришлось обходиться собственными ресурсами. Советским правительством для наращивания производства вооружения и боеприпасов и в целом подготовки армии к войне было сделано очень много. Опережающими темпами наращивалось производство продукции тяжелой промышленности, в особенности в восточных районах страны. В 1940 году объем военной продукции возрос более чем на треть. Военная промышленность развивалась в три раза быстрее, чем вся остальная. Расходы на оборону в 1940 году составили 32,6 % бюджета, достигнув самого высокого уровня в истории советского государства. Надо, однако, понимать, что это была сталинская экономика и вложения далеко не всегда давали ожидаемый эффект. Так, от 25 до 45 % военного бюджета в предвоенные годы шло на финансирование авиапрома. К лету 1941 года производственные мощности советских авиазаводов в 1,5 раза превзошли германские. Однако переход к новым моделям самолетов проходил негладко, а их сборка стахановскими темпами нередко приводила к тяжелым последствиям.