Читать книгу "Приключения Чиполлино - Джанни Родари"

Вслед за профессором Грушей явился огородник Лук Порей. У него был густой чуб, спадающий на лоб, и длинные-предлинные усы.

– Из-за этих усов, – жаловался Лук Порей Чиполлино, – у меня немало неприятностей. Когда моя жена собирается сушить белье, она сажает меня на балкон, привязывает мои усы за кончики к двум гвоздям и вешает на них свои простыни, рубашки и чулки. А я должен сидеть на солнце до тех пор, пока белье не высохнет. Вот видишь, какие у меня следы на усах!

Действительно, на усах Лука Порея виднелись следы от деревянных защипок.

Однажды в мастерскую пришло семейство Тысяченожек: отец и двое сыновей – Тысяченожка и Тысячелапка. Сыновья ни одной минуты не могли спокойно постоять на месте.

– Они у вас всегда такие непоседы? – спросил Чиполлино.

– Что вы! – вздохнул Тысяченожка-отец. – Сейчас-то они ещё спокойны, как ангелы, а вот вы бы посмотрели, что с ними делается, когда моя жена их купает! Пока она моет им переднюю сотню ног, они успевают загрязнить задние; вымоет задние – глядь, а передние снова чернее чёрного. Она возится с ними без конца и каждый раз изводит целый ящик мыла.

Мастер Виноградинка почесал затылок и спросил:

– Ну что, снимать с ваших малышей мерку?

– Да что вы, бог с вами, разве я могу заказать столько башмаков! Мне пришлось бы работать всю жизнь, чтобы заплатить за тысячу пар ботинок.

– Верно, – согласился мастер Виноградинка. – Да у меня на них и кожи в мастерской не наберётся.

– Ну, так вы посмотрите, какие из ботинок больше всего износились. Сменим хотя бы несколько пар.

Пока мастер Виноградинка и Чиполлино осматривали у ребят подмётки и набойки, Тысяченожка и Тысячелапка изо всех сил старались стоять спокойно, но это у них не очень-то выходило.

– Ну вот, – сказал сапожник, – этому мальцу нужно переменить первые две пары и ещё трёхсотую пару.

– Нет, трёхсотая пока ещё годится, – торопливо возразил отец Тысяченожка. – Подбейте ему только каблуки.

– А другому мальчугану надо сменить десять башмаков подряд на правой стороне.

– Сколько я им твержу, чтобы они не шаркали ногами! Да разве эти ребята умеют ходить? Они скачут, приплясывают, прыгают на одной ноге. И что же получается в конце концов: все правые башмаки стоптались раньше левых. Вот как туго приходится нам, Тысяченожкам!

Мастер Виноградинка только рукой махнул:

– Эх, все дети одинаковы! Две у них ноги или тысяча – это, в сущности, всё равно. Они способны изорвать тысячу пар ботинок на одной-единственной ноге.

Наконец семья Тысяченожек засеменила прочь. Тысяченожка и Тысячелапка умчались, как на колёсах. Папа Тысяченожка не умел так быстро передвигаться – он немного прихрамывал. Совсем чуть-чуть, всего только на сто восемнадцать ног.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ,

О том, как Чиполлино одурачил пса Мастино, которому очень хотелось пить

И что же стало с домиком кума Тыквы?

В один далеко не прекрасный день кавалер Помидор снова прикатил в своей карете, в которую были запряжены четыре огурца, но на этот раз его сопровождала дюжина Лимончиков. Без долгих разговоров кума Тыкву выгнали из домика и вместо него поселили там здоровенного сторожевого пса по имени Мастино.

– Вот вам! – заявил Помидор, угрожающе посматривая вокруг. – Теперь все ваши мальчишки научатся уважать меня, а прежде всего-тот пришлый оборванец, которого мастер Виноградинка взял к себе в дом.

– Правильно! Правильно! – глухо пролаял Мастино.

– Что же касается старого дурака Тыквы, – продолжал синьор Помидор, – то это научит его повиноваться моим приказаниям. А если ему очень хочется иметь крышу над головой, то для него всегда найдётся уютное, удобное местечко в тюрьме. Там на всех хватит места.

– Правильно! Правильно! – снова подтвердил Мастино.

Мастер Виноградинка и Чиполлино, стоя на пороге мастерской, видели и слышали всё, что происходит, но не могли ничем помочь старику.

Кум Тыква печально сидел на тумбе и щипал себя за бороду. Каждый раз при этом у него в руке оставался клок волос. В конце концов он решил бросить это занятие, чтобы не остаться совсем без бороды, и начал тихонько вздыхать – ведь вы помните, что у кума Тыквы был большой запас вздохов!

Наконец синьор Помидор влез в свою карету. Мастино сделал стойку и отдал хозяину честь хвостом.

– Смотри сторожи хорошенько! – приказал ему кавалер на прощание, хлестнул по огурцам, и карета умчалась в облаке пыли.

Был чудесный, жаркий летний день. После отъезда хозяина Мастино немножко погулял перед домиком взад и вперёд, высунув от жары язык и обмахиваясь хвостом, как веером. Но это не помогало. Мастино изнемог от жажды и решил, что ему не повредил бы добрый стаканчик холодного пива.

Он огляделся по сторонам, высматривая какого-нибудь мальчишку, чтобы послать его за пивом в ближайший трактир, но на улице, как назло, никого не было.

Правда, в сапожной мастерской перед открытой дверью сидел Чиполлино и усердно вощил дратву, но от него шёл такой горький луковый запах, что Мастино не решался позвать его.

Однако Чиполлино сам увидел, что пёс изнывает от жары.

«Будь я не Чиполлино, если я не сыграю с ним шутку!» – подумал он.

А зной становился всё сильнее, потому что солнце поднималось всё выше. Бедному Мастино так хотелось пить!

«Чего это я наелся сегодня утром? – припоминал он. – Может быть, мой суп пересолили? Во рту горит, а язык тяжёлый, будто на него налипло фунтов двадцать замазки».

Тут Чиполлино выглянул из двери.

– Эй! Эй! – окликнул его Мастино слабым голосом.

– Вы ко мне обращаетесь, синьор?

– К вам, к вам, юноша! Сбегайте и принесите мне, пожалуйста, холодного лимонаду.

– Ах, я бы с великой радостью сбегал, синьор Мастино, но, видите ли, мой хозяин только что дал мне починить этот ботинок, так что я никак не могу отлучиться. Очень жалею.

И Чиполлино без лишних слов вернулся к себе в мастерскую.

– Лентяй! Невежа! – буркнул пёс, проклиная цепь, которая мешала ему самому забежать в трактир.

Через некоторое время Чиполлино показался снова.

– Синьорино, – проскулил пёс, – может быть, вы принесёте мне хоть стакан простой воды?

– Да я бы с большим удовольствием, – отозвался Чиполлино, – но только сейчас мой хозяин приказал мне починить каблуки на туфлях синьора священника.