Читать книгу "Связанные любовью - Евгения Перова"

Всю жизнь со мной такое происходит! Придумываю сюжет, болею им, долго пишу, переделываю, а потом выходит роман, в котором развита моя идея, так что мне уже нет смысла вылезать со своим произведением, потому что все решат, что я плагиатор или подражатель, хотя я все выдумал самостоятельно. Я сочинял истории о так называемых попаданцах, когда еще и термина такого не существовало. И никому не было интересно. А сейчас все только об этом и пишут. Александр Бушков, Сергей Лукьяненко, Макс Фрай – имя им легион, а меня никто знать не знает, да и откуда? Печатался я только в журналах «Наука и жизнь», «Искатель», «Знание – сила», «Аврора». Дочь подбивает меня издать книжечку, сейчас это легко и просто, были бы деньги. Но кому это нужно?

Один критик написал, что «попаданческая» литература эксплуатирует «комплекс неудачника». Подобный человек убежден, что только внешние обстоятельства не дают ему развернуться как следует, а попав в другое время, он покажет, на что способен. Не могу не признать, что в этом есть, как говорится, сермяжная правда. Кто я, если не неудачник? Классический «опазданец»! На писательской стезе не добился известности, как историк тоже не снискал лавров: кандидатскую диссертацию так и не защитил, работаю в архиве, получаю гроши…

Но вернемся назад, в то время, когда широко открылись все шлюзы и на нас хлынул поток информации. Сначала в доме появились запрещенные раньше книги и толстые журналы, которых мы до этого никогда не выписывали: «Новый мир», «Иностранная литература», «Современник». Помню, как зачитывались мы «Детьми Арбата» Анатолия Рыбакова и «Белыми одеждами» Юрия Дудинцева, как плакала мама над «Архипелагом ГУЛАГом» Солженицына и «Крутым маршрутом» Евгении Гинзбург.

Мама так бурно реагировала на происходящие события, что даже зааплодировала, смотря трансляцию XXVIII съезда КПСС – в тот момент, когда Борис Ельцин положил на стол Президиума свой партбилет. Отец встал и вышел. Тогда он еще ходил. А год спустя, увидев в новостях, как с постамента на Лубянке снимают Железного Феликса, мама заплакала навзрыд. Она вскочила и убежала на кухню, а когда я пришел к ней, мама стояла перед окном и кланялась, размашисто крестясь и повторяя: «Господи, воля твоя! Спасибо, Господи!» Отец в это время приходил в себя после операции, оказавшейся бесполезной, так что впереди его ожидало два года мучений, о чем мы тогда, конечно, не подозревали.

Похоронив отца, мама слегла. Она пролежала неделю, отмахиваясь от наших с Ниной приставаний и просьб показаться врачу: «Я просто устала». И правда, отдохнув, она поднялась и затеяла ремонт квартиры. Время было выбрано не слишком удачное: отец умер осенью, сразу после путча 1993 года, доходы наши были ниже плинтуса: у мамы мизерная пенсия (она не наработала необходимого стажа), у меня грошовая зарплата. Да и в остальном мы были не на высоте.

Я разрывался между двумя женщинами, не в силах определиться: синица в руках или журавль в небе? С «синицей» Лилей мы учились вместе в университете. Даже не знаю, как получилось, что мы стали близки и на свет появился Максим. Лиля мне, конечно, нравилась, но не до такой степени, чтобы связывать с ней свою жизнь. Да и мама Лилю не одобрила, сказав, что я с ней намучаюсь. Действительно, Лиля склонна к бесконечному выяснению отношений и постоянным истерикам. Мы то сходились, то расходились, а потом я встретил Ольгу и влюбился без памяти. Дело было безнадежное: она замужем за профессором, почти академиком, двое детей. Что я мог ей предложить? Но обоюдное влечение было очень сильным. Не в силах развязать узел, в который скрутилась моя жизнь, я кинулся в этот ремонт, как в пропасть: с яростью крушил всякое старье, обдирал обои и циклевал паркетные полы.

Нина в это время находилась на грани развода с мужем. Честно говоря, Аркадий никогда мне не нравился. При каждой встрече мы с ним непременно ругались, потому что я не мог слушать тот бред, что он нес, начитавшись опусов Анатолия Фоменко[2]. Он тоже был технарем – кажется, физиком. Или математиком, как Фоменко? Не помню. К счастью, они все-таки развелись и мне больше не пришлось убеждать этого непроходимого тупицу в полной абсурдности умозаключений его кумира. Развелись они как раз после ремонта, который мы все-таки сделали, управившись собственными силами, а необходимые средства добыли, удачно продав кое-какие вещи, оставшиеся от «прежней жизни». Аркадий сбежал в самой середине процесса, но потолки мы с его помощью успели побелить.

Нина с дочкой вернулись домой и заняли самую большую комнату, мама выбрала себе маленькую, а я поселился в средней. Сколько себя помню, мы все время совершаем какие-то переезды внутри квартиры, уж очень неудобно она устроена. Но племянница, которой в то время было три годика, никаких границ, конечно, не соблюдала: такое ощущение, что она находилась одновременно везде. Я люблю свою племянницу, но согласитесь, невозможно работать, когда своенравный ребенок лезет к тебе на колени или утаскивает листы рукописи, чтобы на них рисовать! И почему дети так громко кричат и топают, бегая по квартире? От горшка два вершка, а шума, как от слона.

После ремонта мама довольно быстро нашла себе занятие: она всегда прекрасно шила, сама одевалась очень элегантно и Нину наряжала как куколку. Мама стала шить на заказ, и довольно долгое время это было нашим основным источником дохода. Потом-то и Нина наконец обрела свое счастье: в третий раз вышла замуж и устроилась на работу в частную клинику, которая теперь принадлежит им с мужем. У меня с ее теперешним мужем сложные отношения: не терплю снисходительного к себе отношения, как бы Нина ни уверяла, что мне это только мерещится. Больше всех мне, честно говоря, нравился ее второй муж, но у него не сложились отношения с падчерицей, и Нина бестрепетно – и очень быстро! – выставила его вон.

Я всегда поражался ее отношениям с мужчинами, удивляясь, как легко даются Нине встречи-расставания: раз, два, горе – не беда, канареечка весело поет! Я сам вечно влипаю в какие-то сложности, как муха в паутину, и испытываю бесконечные страдания: то из-за того, что мне не отвечают взаимностью, то из-за невозможности развязаться. Ольгу я любил очень сильно, но встречаться нам с ней было негде: не мог же я привести любовницу в дом матери. Так оно постепенно и сошло на нет.

Я честно пытался наладить отношения с Лилей, и они с Максимом даже некоторое время пожили у нас на Полянке, но все свелось к череде скандалов, и в конце концов мы расстались, хотя видеться приходится: у нас же сын. Но Максим не признает меня, хотя деньги берет исправно, особенно сейчас, когда и сам стал отцом – на мой взгляд, слишком рано.

Некоторое время я прозябал в одиночестве, а потом мама познакомила меня с одной из своих заказчиц, и как-то незаметно для себя я оказался ее законным мужем, о чем, впрочем, не жалею ни секунды: Сонечка мудрая женщина и умеет со мной обращаться. Так я оказался в женском царстве: мама, Нина с дочкой, Соня, потом появилась на свет наша Марина. К счастью, она росла тихим и самостоятельным ребенком, рано начала читать, так что моим литературным занятиям не мешала, даже наоборот – стала моей главной читательницей.