Читать книгу "Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон"

живут в тени других, даже если на них и не подымают рук. Они живут в неопределенности по поводу реакции других людей и постоянно должны следить за настроением последних. Они… неспособны взглянуть другим людям в глаза; иногда они вынуждены против своей воли унижаться перед другими или льстить им, лишь бы снискать их расположение.

Но доминирование создается не только с помощью грубой силы или угрозы насилия. Любые неравноправные отношения, будь они поддержаны как угрозами, так и иными социальными средствами (например, обычаями), создают доминирование, потому что в них человек может стать жертвой произвола, прихоти или случайного решения другого человека.

Мы определяем свободу как отсутствие доминирования, поскольку тот, над кем доминируют, неспособен делать свободный выбор. Свобода, или, выражаясь термином Петтита, недоминирование, означает

эмансипацию от любой подобной субординации, освобождение от любой подобной зависимости. Недоминирование – это возможность стоять лицом к лицу и плечом к плечу с другими гражданами и осознание того факта, что никто из вас не имеет власти оказывать влияние на другого по своей прихоти.

Что важно, свобода требует не только абстрактного осознания того, что вы свободны в своем выборе, но также и возможности воспользоваться таким выбором. Такой возможности не существует, когда какие-то люди, группы или организации запугивают вас, угрожают вам или пользуются весом социальных отношений, чтобы подчинять вас себе. Свобода не может существовать, когда конфликты разрешаются насилием или хотя бы угрозой его применения. Но в той же степени ее не существует, когда конфликты решаются посредством неравноправных отношений, навязанных укоренившимися обычаями. Для полного расцвета свободы необходимо покончить с доминированием, чем бы оно ни порождалось.

В Лагосе свободы не увидишь. Любой конфликт решается в пользу более сильной (и лучше вооруженной) стороны, и место свободы заняли насилие, грабежи и убийства. Инфраструктура почти полностью разрушена. Повсюду царит доминирование. Это не «грядущая», а уже наступившая анархия.

Война всех против всех и Левиафан

Большинству из нас, живущих в безопасности и комфорте, Лагос 1990-х может показаться каким-то отклонением от нормы. Но это не так. На протяжении большей части человеческой истории в общественных отношениях преобладали именно отсутствие безопасности и доминирование. Даже после перехода к сельскому хозяйству и оседлости около десяти тысяч лет назад люди долгое время продолжали жить в «безгосударственных» обществах. Некоторые из этих обществ были похожи на немногие сохранившиеся сегодня группы охотников-собирателей, обитающих в удаленных районах Амазонии и Африки (иногда их называют также «маломасштабными обществами», small-scale societies).

Но другие сообщества, гораздо более многочисленные, занимались земледелием и скотоводством; их можно сравнить с обществом современных пуштунов – этнической группы численностью около 50 миллионов человек, населяющих территорию большей части Южного и Восточного Афганистана и Северо-Западного Пакистана. Археологические и антропологические свидетельства говорят о том, что повседневное существование во многих подобных обществах было даже гораздо более травматичным, чем жизнь Лагоса 1990-х годов.

Самые красноречивые из этих свидетельств – следы тяжелых, иногда смертельных повреждений, которые археологи находят на скелетных останках наших далеких предков; некоторые антропологи непосредственно наблюдали крайние проявления жестокости в сохранившихся безгосударственных обществах. В 1978 году антрополог Кэрол Эмбер составила систематическое описание почти непрерывных военных действий в обществах охотников-собирателей, что стало настоящим шоком для тех из ее коллег, кто привык воспринимать этих людей как «миролюбивых дикарей».

Две трети обществ, описанных Эмбер, воевали по меньшей мере раз в два года, и лишь 10 процентов не воевали совсем. Стивен Пинкер на основе исследования Лоуренса Кили собрал данные о 27 безгосударственных обществах, изученных антропологами за последние 200 лет, и вычислил примерный уровень смертности от насильственных действий: более 500 случаев на 100 000 человек. Это в 100 раз больше среднего показателя числа убийств в США (5:100 000) и в 1000 раз больше показателя Норвегии (около 0,5:100 000). Такой же уровень насилия демонстрируют и археологические находки, относящиеся к древним обществам.

Давайте сделаем паузу и задумаемся о значении этих цифр. Показатель более 500 убитых на 100 000 человек (0,5 %) означает, что типичный представитель такого общества за период в 50 лет будет убит с вероятностью в 25 % – а это значит, что в течение вашей жизни была бы убита примерно четверть ваших знакомых. Нам трудно даже представить себе, сколь непредсказуемой и страшной была жизнь в атмосфере столь безудержного насилия.

И хотя большинство убийств приходились на войны между соперничавшими между собой племенами или группами, постоянный уровень насилия поддерживался не только за счет военных действий и межгрупповых конфликтов. Показатель убийств в новогвинейском племени гебуси даже выше – почти 700 на 100 000 человек в доконтактный период 1940–1950-х годов, причем большинство этих убийств совершались в мирное время (если время, в которое в популяции ежегодно убивают одного человека из ста, можно назвать мирным!). По всей видимости, это связано с убеждением гебуси, что всякая смерть есть следствие колдовства, а значит, поиск (и убийство) виновных проводится даже в случае ненасильственной смерти.

Но крайне непредсказуемой и опасной делают жизнь в безгосударственных обществах не только убийства. Крайне низка в них и вероятная продолжительность жизни при рождении – от 21 года до 37 лет. Впрочем, подобный срок не был чем-то необычным и для наших собственных предков еще 200 лет назад. Таким образом, многие наши предки, как и обитатели Лагоса, жили в состоянии, которое известный политический философ Томас Гоббс описал в своей книге «Левиафан» следующим образом:

Вечный страх и опасность насильственной смерти; и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна[2].

Это положение Гоббс, который и сам жил в довольно-таки кошмарные времена – в период Гражданской войны в Англии 1640-х годов, назвал «войной всех против всех или каждого против каждого» (а Каплан называет его «анархией»).

Из блестящего описания, которое Гоббс дает такой войне, становится понятно, почему нет ничего хуже, чем жизнь в эпоху «войны всех против всех». Гоббс начинает свои рассуждения с описания некоторых основополагающих черт человеческой природы и утверждает, что конфликт лежит в основе любого взаимодействия между людьми: «Если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами… и стараются погубить или покорить друг друга». Мир, не имеющий средств для разрешения такого конфликта, – безрадостное место, поскольку