Читать книгу "Поцелуй меня крепче - Надежда Черкасова"

– Теперь поднимайся и становись на ноги, – пробуждает старушка Милу от полузабытья.

Мила покорно спускается с полка́, бережно поддерживаемая старушкой, и стоит теперь посреди парилки нагая. Голова больше не кружится, ноги не подгибаются, но присутствует ощущение, что она находится под гипнозом: ни мыслей, ни желаний, ни эмоций, только полнейший покой – и в теле, и в душе.

Старушка старательно растирает Милу полотенцем, одевает в ситцевую рубашку и цветастый халатик, укутывает стареньким одеялом и выглядывает в предбанник.

– Заходи, Алешенька, – зовет она, и в баню робко протискивается Алексей, шагает к Миле и поднимает ее на руки.

«Ах, какой чудесный сон!» Мила боится даже шелохнуться, чтобы не спугнуть его, и только без всякого выражения смотрит Алексею прямо в глаза, отчего ему снова становится не по себе. Бдительная старушка это замечает.

– Да ты не бойся: Люсенька до утра будет смирная, пока лечение действует, – успокаивает она Алексея. – Ты положи ее на кровать да укутай как следует. Там в кухне, на плите, я чай с травками заварила, он еще теплый. Так ты налей из ковша в ее чашку, добавь чайную ложечку меда и напои Люсеньку. Она теперь до утра крепко проспит. А мне тут дела нужно доделать. Что же ты стоишь? Иди! Устала я очень. Сама еле на ногах держусь. Того и гляди упаду.

Алексей выходит из бани с Милой на руках. Она легкая, как перышко. Пока он несет ее до кровати, Мила, обняв его обеими руками за шею, сосредоточенно пялится на Алексея, разглядывая бороду, усы, волосы, но особенно – завораживающие глаза, от которых не может оторваться. Он же делает вид, что старательно смотрит вперед, чтобы не оступиться, усердно пытаясь избежать пристального внимания странной девушки, в упор изучающей его и словно пытающейся заглянуть ему в душу.

Сделав все, как ему велели, Алексей садится на табурет рядом с Милой, опустив голову, и глубоко задумывается. Он, конечно, охотно поможет, чем сможет, но ему прежде не приходилось общаться с сумасшедшими.

Мельком бросив взгляд на девушку, облегченно вздыхает: уснула. Теперь можно спокойно ее рассмотреть. Хотя рассматривать-то особенно нечего: обычная непримечательная деревенская девушка, которая, видимо, мечтая быть похожей на какую-то звездную блондинку, довольно неудачно осветлила волосы и теперь походит на клоуна. Да, но здесь еще и с головой непорядок.

«Сколько еще на свете подобных молодых барышень, обделенных судьбой и грезящих о чужой красивой жизни!» – думает Алексей и, выходя, осторожно прикрывает за собой дверь.

Мила проснулась внезапно, словно от толчка. Она знала, что увидит, когда откроет глаза. Засыпала в полной уверенности, что происходящее с ней всего лишь сон. Но теперь, оказавшись в том же месте, утвердилась в мысли, что находится в самой настоящей яви, жестокой, беспощадной и циничной. Получается, что сон, в котором она видит сон о том, что видит сон, – хорошо бы не запутаться – сном фактически не является?

Отдохнувший мозг снова готов к решению любых задач. Она по-прежнему уверенная в себе, неприступная и решительная Мила Миланская, которой неведомы всякие там сантименты, сомнения и глупые эмоции. Наступил момент истины, и нужно поставить жирную точку на затянувшейся истории абсурда.

Да, в конце-то концов, что за беспредел здесь творится! Как бы это ни выглядело, она немедленно сейчас со всеми разберется. «Или я не Мила Миланская!» – заключила она мысленно.

«А кто? – тут же обрадовался ум. – Люська, что ли? Значит, ты все-таки признаешься, что ты – Люська?»

«Может, уймешься наконец?»

«И не подумаю!»

«Хорошо. Тогда скажи, что делать?»

«А я откуда знаю?» – с издевкой ответил ум.

«Так чего же ты мне голову-то морочишь?»

«Ты себе ее уже давно заморочила. Сама кашу заварила – сама и расхлебывай».

«Да какую кашу-то?»

«Сама знаешь, какую!»

Что ж, Мила не позавидует тому, кто устроил ей этот бездарный спектакль. Не на ту нарвались! С ее связями и деньгами она найдет возможность выявить и наказать виновников явного похищения, этого издевательского фарса, из-за которого она вынуждена терпеть лишения и неудобства. Они ей заплатят за все! Уж по организации скандалов ей в столице равных нет. Недаром Милу в обществе так и прозвали – «девушка-скандал».

Она вознамерилась было тут же вскочить и безжалостно, как умела делать только Мила Миланская, разобраться с обидчиками, но вдруг услышала в соседней комнате знакомые голоса. Любопытство все же взяло верх над яростью, да и необходимые сведения порой бывает легче всего получить, если подслушать. Поэтому решила не торопить события и выяснить хоть что-нибудь, что помогло бы в столь запутанной ситуации. Тем более что какой-либо явной угрозы для ее жизни вроде бы нет, а лишняя информация еще никому не помешала.

– Нет, Алешенька, чую – мало мне осталось: суставы покою не дают, но особливо сердце шалит, да так сильно, что иногда думаю: конец мне пришел. Так схватит, что прощаться со всем светом начинаю, – жаловалась старушка.

– Ну что вы, Степанида Макаровна, все образуется, – как мог, утешал Алексей.

– Ты, Алешенька, не думай, смерти я не боюсь. Люсеньку только жалко – тридцать третий годок ведь уже пошел, а ума как у маленького ребенка.

«Это она обо мне, что ли? Вот зараза, даже знает, сколько мне лет. Ему-то об этом зачем говорить! Теперь будет считать меня старухой, – невольно огорчилась Мила. – Пока не выяснится, что я не какая-то там Люська, а Мила Миланская. Хотя возраст у меня от этого точно не изменится».

– И давно это с ней? – спросил Алексей, видимо, чтобы поддержать разговор.

– А вот как десять исполнилось, сны Люсеньке начали сниться, заговариваться стала. Утром, как проснется, ко мне бежит, радуется, смеется: «Бабушка, бабушка, меня скоро заберут отсюда, я здесь только временно. И я – это совсем не я, а только моя оболочка. А на самом деле я не сирота, у меня есть родители, и они меня очень любят. Я живу с ними в большом городе с высокими домами, там по улицам ездят красивые машины и народу везде полным-полно. У нас большая квартира с дорогой мебелью, там много цветов. Бабушка, вот увидишь, меня скоро заберут отсюда». И так почитай каждый божий день. Если бы она только мне рассказывала. А то ведь всем подружкам, соседям, учителям в школе. Потому и стали ее считать деревенской дурочкой.

«Она и есть дурочка: придуманное выдавать за действительное! Кому же это понравится? Видимо, нажилась сиротой, вот и сочинила про себя чудесную сказочку», – посочувствовала вдруг Люсеньке Мила, очень удивляясь себе, так как она никогда и никого в жизни не жалела, кроме себя, любимой.

– Без этих ее ненужных откровений во всем другом – нормальная девочка, – продолжала старушка. – Я попросила ее не рассказывать больше никому о своих придумках, иначе в больницу заберут и закроют там на всю оставшуюся жизнь. Послушалась, затаилась: испугалась очень. Стала такой, как прежде, только замкнулась в себе. А ведь моя Люсенька школу закончила с золотой медалью, – похвасталась старушка и замолчала, тяжело вздыхая.