Читать книгу "Беззвездное море - Эрин Моргенштерн"

Закери прочитывает первую страницу, потом еще и еще одну.

Тут лампочка над его головой, которая освещает раздел от У до Я, померцав, гаснет.

Закери с неохотой закрывает книгу, кладет ее поверх “Маленького незнакомца”, берет обе книги подмышку и выходит на свет, во внутренний двор.

На кафедре книговыдачи библиотекарша из студенток (волосы собраны в пучок, пронзенный шариковой ручкой) с таинственным томом никак не сладит. Сначала он не сканируется, потом на экран выходят сведения совсем о другом издании. – Я думаю, тут штрихкод неверный, – говорит библиотекарша. Стучит по клавиатуре, щурится в монитор. – Ты не знаешь, что это? – спрашивает она другого библиотекаря, средних лет джентльмена в шикарном зеленом свитере.

Тот пролистывает первые страницы, хмурится.

– Без автора! Ну и ну. А где она стояла?

– В беллетристике, где-то на “У”, – отвечает Закери.

– Может, проверить на “Аноним”? – предлагает зеленый свитер, возвращает книгу и переключается на другого читателя.

Библиотекарша, опять постучав по клавишам, покачивает головой:

– Нет, нету, – сообщает она Закери. – Странно…

– Если это проблема. – начинает было Закери, но обрывает себя в надежде, что уж как-нибудь она позволит ему книгу все-таки взять. Странное дело, но у него к ней, к этой книге, уже какое-то личное чувство.

– Да не проблема, я внесу ее в ваш файл, – отвечает та.

Впечатывает что-то в компьютер, снова сканирует штрихкод и подталкивает к нему все сразу, книгу без автора, “Маленького незнакомца” и его студенческое удостоверение.

– Приятного чтения! – жизнерадостно говорит она и возвращается к книге, которую читала перед тем, как Закери подошел к стойке.

Что-то Рэймонда Чандлера, только названия он не разглядел. Библиотекари всегда приветливей в январе, когда могут побольше времени проводить с книгами и поменьше – с затравленными студентами и психованными преподавателями.

По холоду шагая в общагу, Закери поглощен мыслями и о самой книге, которую не терпится прочитать, и о том, как это могло выйти, что в библиотечном каталоге она отсутствует. Ему случалось сталкиваться со всякими мелкими проблемами такого рода, ведь он часто пользуется абонементом. Иногда сканер не считывает штрихкод, и тогда библиотекарь впечатывает инвентарный номер книги вручную. Непонятно, как они вообще справлялись до того, как появились сканеры, когда в ходу были эти их карточные каталоги и бумажные кармашки, приклеенные внутри обложки, на которых значилось, кто и какого числа книгу взял. Вообще-то, конечно, приятней подписываться своей фамилией, чем значиться каким-то там номером в системе.

Общежитие, в котором живет Закери, кирпичное здание, увитое мертвым, присыпанным снегом плющом, не отличить от россыпи таких же аспирантских обиталищ. Преодолев несколько лестничных пролетов, он добирается до четвертого этажа, до своей комнаты, встроенной под глубокий свес крыши. Потолок скошен, в окна свистит сквозняк, и потому почти сплошняком он завесил их одеялами, а зимой контрабандно включает обогреватель. Присланные матерью гобелены висят по стенам, определенно добавляя уюта хотя бы одним уж тем, что исходит от них неистребимый шалфейный дух, сколько раз ни стирай. Соискатель степени магистра изящных искусств, который живет по соседству, находит, что жилище смахивает на нору, хотя скорей это больше берлога, если, конечно, в берлогах водятся постеры Магритта и четыре игровые, разных марок, приставки.

Плоский экран телевизора пялится со стены подобно черному зеркалу. Надо бы прикрыть его гобеленом.

Закери кладет книги на письменный стол, убирает в стенной шкаф пальто и сапоги, потом на общей кухоньке готовит себе какао. Дожидаясь, когда закипит чайник, он жалеет, что не захватил сюда книгу в переплете винного цвета. Однако ж он поставил себе за правило не выглядеть типом, вечно уткнувшимся в книгу. Это такая его попытка выказать дружелюбие, хотя уверенности, что она работает, нет как нет.

Вернувшись в свою берлогу с кружкой какао в руке, он устраивается в кресле-мешке, которое год назад, уезжая, оставил ему один выпускник. Кресло ядовито-зеленое, люминесцентного вырви-глаз цвета, но Закери задрапировал его гобеленом, который слишком тяжел, чтобы вешать его на стену, так что теперь зелень упрятана под разводами бурого, сиреневого и серого. Поставив обогреватель так, чтобы тепло шло в ноги, он открывает “Сладостные печали” на той странице, которую читал, когда хлипкая библиотечная лампочка выгнала его из книгохранения.

Несколько страниц спустя первый сюжет сменяется другим, и Закери в недоумении, то ли это роман, то ли сборник рассказов, то ли истории внутри историй. Может, повествование сделает кульбит и еще вернется к началу, думает он. И тут картина снова меняется.

У Закери Эзры Роулинса начинают трястись руки.

Ибо если первая часть книги излагает что-то романтическое про неведомого пирата, а во второй рассказывается о ритуале, который проводят над какой-то прислужницей в какой-то странной подземной библиотеке, то третья часть – нечто совершенно иное.

Третья часть – это о нем самом.

“Мальчик – сын гадалки, предсказательницы судьбы”.

Совпадение, надеется он, но, читая дальше, видит, что детали слишком точны, чтобы быть выдумкой. Полно гадалок, у которых есть сыновья, и шнурки этих сыновей тоже могут разить шалфеем, отчего ж нет, но сомнительно, чтобы, возвращаясь из школы, те тоже проулками срезали себе дорогу.

Когда ж он доходит до того места, где дверь, он книгу откладывает. В голове у него мутится. Он встает с таким чувством, что сейчас потеряет сознание, делает шаг, чтобы открыть окно, и неловким движением сносит на пол забытую кружку с какао.

Машинально выходит в коридор, бредет в кухню, чтобы взять там бумажные полотенца. Вытирает лужу какао. Снова идет в кухню, чтобы выбросить грязные полотенца. Моет в раковине свою кружку. На кружке скол, которого раньше, кажется, не было. Чей-то смех раздается снизу по лестнице, далекий холодный смех.

Вернувшись в комнату, Закери натыкается взглядом на книгу, долго смотрит, как она лежит себе тихо на кресле-мешке.

Закрывает дверь на ключ, что делает очень редко.

Берет книгу и рассматривает ее внимательней прежнего. Верхний угол надломлен, переплет покоробился, ткань вот-вот протрется насквозь. По корешку – мелкие брызги позолоты.

С глубоким вздохом решается наконец ее раскрыть. Ищет место, на котором остановился, и заставляет себя прочесть слова, которые складываются именно так, как он этого ожидает.

Память его восполняет упущенные в книге подробности: побелка доходила только до середины стены, а выше снова шли красные кирпичи; в дальнем конце переулка стояли мусорные баки; набитый учебниками ранец оттягивал плечи.

Тысячу раз вспоминал он тот день, но на этот раз все иначе. На этот раз память его ведут за собой слова на книжной странице, а воспоминание живое и теплое. Как будто все случилось лишь минуту назад, а не прошло с тех пор больше десятка лет.