Читать книгу "По ту сторону жизни - Андрей Ильин"

– Я не знаю. Я готов. Но справлюсь ли, ведь их МГБ охраняет…

– МГБ, а теперь еще другие им в помощь, которые с опытом боевым.

Забегали глазки у зэка. Чтобы с нар, да во всемогущее МГБ попасть, который тот же НКВД, что людей пачками в распыл пускал, рвы расстрельные наполняя! Что там простому заключённому делать?

– Еще вопрос. Как сделать так, чтобы бойцы не предали своих?

– Да как же можно? Чтобы вождей, любимцев народа?! Это… это невозможно!

– Но если представить, что возможно. Если враг ключик к ним подбирать станет? Человек – не камень, всяк свой предел имеет. Охранка царская революционеров, товарищей испытанных ломала, к предательству склоняя. Как с этим быть?

– Тогда нужно таких людей подобрать, которые…

– Это не ответ. Каждому в душу не залезешь, а враг изощрён и коварен. Как уберечься от предателей? Подумайте, скажите…

– Тогда надо… Надо подписки брать и расстреливать, как на фронте… Когда с позиций бежали… Перед строем, без суда и следствия в затылок…

Плохой ответ, без фантазии.

Следующий…

– Кто такой?

– Зэка номер…

– А раньше, до посадки?

– Максимов Пётр. Капитан второго ранга. Морская пехота.

– А… Это ты товарища Сталина ругал? Зачем ругал? Что тебе товарищ Сталин плохого сделал – жену твою соблазнил или кошелёк украл? Скажи.

Опустил голову повинно морской пехотинец, герой десантов и рукопашных, который грудью на пулемёты ходил. А тут стушевался. Потому что не морпех уже и не герой, а зэк, из которого весь героизм его следователи на допросах выколотили.

– Не было такого! Я за товарища Сталина жизнь! Я в атаку с именем его…

– Зачем врёшь? Зачем отпираешься? Нехорошо. Органы всё знают. Ругал ты товарища Сталина матерными словами и морскими выражениями. Вот тут показания есть. Зачитать?

– Не надо! – испугался до испарины моряк. – Пьяный я был. Не помню ничего. Мы там канистру спирта нашли, чтобы отметить.

– Отметили?

– Да.

– Боевой офицер, а такие слова… Готов искупить?

– Так точно! Не щадя жизни!

– Служить в охране будешь…

Слушает морячок, ушам своим не верит. Охрана вождей… Да хоть кого! И его в нее!.. Зэка? Который три дня как с нар! Что за ерунда? Не может такого быть. Не может! Но только офицерик этот всерьез говорит и смотрит испытующе! Не мираж он морской, не бред… И за окном не тундра, а Москва.

– Что уметь ты должен, чтобы…

– Стрелять, приёмами рукопашного боя владеть и еще ножом…

– Это понятно. Это азбука. Аз, Буки, Веди… А что еще?

Думает морячок, напрягается, кулаки мнёт, губы закусывает.

– Маскироваться уметь. Везде, хоть в поле, хоть в городе. Чтобы в упор меня… Если следят за мной – увидеть, распознать. И самому уметь так идти, чтобы незаметным быть.

Дело говорит морячок.

– Машину водить, хоть даже самолёт или катер. Или прыгать на ходу с поезда или из окна дома, чтобы ноги не сломать.

– Зачем это?

– Не знаю, – честно пожал плечами моряк. – Но если погонятся за мной или я за кем-то… И чтобы страха не было. Мы новобранцев перед десантом так гоняли, чтобы они с борта в полной выкладке – на мелководье. А если не уметь, поломаться можно.

– Еще.

– Наверное, химию знать.

– А это для чего?

– Если его… Если человека, которого охранять, отравить захотят, то надо по виду или запаху увидеть и понять или реакцию какую сделать, чтобы яд проступил… И еще мины находить и обезвреживать любые… И помощь медицинскую оказать, если что, хоть даже пулю вынуть или осколок…

Не дурак морячок. И сочинитель.

Следующий…

– Что должен иметь боец?

– Оружие индивидуальное, хорошо пристрелянное, чтобы не передавать никому. Нож метательный. Гранату, может быть. Аптечку первой помощи. Документы, чтобы любой подчинялся и содействие оказывал.

– А если не будет документов? Пока.

Растерялся майор – как же без документов, когда в стране шагу не ступить без «корочек». Нужны они. Без бумажки ты букашка… Стоит, моргает.

– Нужны документы! Хоть какие-нибудь. Даже блатные в бегах без паспортов с хат на божий свет не выбираются. Хоть даже поддельных, хоть украденных у фраеров, иначе тебя первый же мент заметет.

Молчит офицер, слушает.

– Если товарищ твой предаст, а ты узнаешь, что делать будешь?

– Порешу вот этой собственной рукой.

Хороший ответ, но неправильный. Не убивать должен, доложить по команде, чтобы в разработку приятеля взять, ниточку потянуть…

Следующий…

Всех прослушал, по комнатам развел. Последнего, когда выводил и по коридору сопровождал, мимо распахнутой двери провёл. Близко. А там тень неясная, и огонек тлеет, как будто курит кто. И дымом тянет. Огонёк тлеет, а над огоньком усы знакомые, как на портрете! Остолбенел зэк, встал, как вкопанный. Неужели?! Или показалось?

– Пошел, не стой! – толкнул его в спину офицер.

Но долго еще бедному зэку мерещилась сгорбленная фигура, трубка, огонёк и усы…

Сидит товарищ Сталин трубку курит, думает. О чем? Кто знает, кто в голову «Хозяину» влезть может. Изворотлив ум его, иначе на троне не усидеть. А он сидит, как врос! Сколько раз, да какие повороты закладывал, от которых дух у всей страны перехватывало. Сколько ловушек обошел, чутьем звериным подвох чуя, в скольких друзьях врагов распознал. И теперь вот что-то задумал.

Посидел. Встал. Ткнул пальцем в два дела.

– Вот этих – освободить. Вчистую… – подумал мгновение. – А лучше так: списать их по смерти через санчасть от какой-нибудь болезни. Новые документы выправить и на квартиры поселить отдельные.

– Охрану приставить?

– Нет. Пусть живут, пусть ходят, привыкают к гражданской жизни. Хороший человек должен жить свободно. Некуда им бежать, только обратно на нары. Сбегут – хорошо, других найдем. И их – найдем. Неделя пройдет, в лагеря поедете, будут они тебе помогать людей искать. Я тебе скажу каких.

– А остальных? Тех, троих. Их тоже на квартиру?

– Нет, – покачал головой товарищ Сталин. – Их обратно под стражу. Не туда, в другой лагерь, там, где долго не живут, где Лаврентий уран добывает. Или… – Раскурил трубку, спрятал глаза за дымом. – Или пусть при попытке к бегству… Побегут они, а конвой стрелять станет. Такая судьба…

Александр Михайлович судорожно кивнул.

– Враги они. Народа. Страны. И товарища Сталина. Проглядели их особисты, когда срок давали. Не перевоспитаются они. Таких надо к высшей мере приговаривать.