Читать книгу "Тот, кто всегда рядом - Грир Хендрикс"

Книга Данных, страница 6

Через несколько дней после провального собеседования я сижу на кухне в квартире Мел в Бруклине и откручиваю крышку у бутылки минеральной воды «Перье», которую я принесла.

К груди Мел привязана ее дочка, Лила, которая мучается от колик, и подруга осторожно покачивает ее, чтобы успокоить, пока я наполняю наши стаканы и достаю из пакета сыр и крекеры.

У нее дома бардак, но веселый – розово-желтая подушка для кормления на диване и стопка пеленок для срыгивания на кухонной столешнице. Возле маленького круглого обеденного стола стоит электрическое кресло-качалка. На заднем плане на проигрывателе, купленном в прошлом году мужем Мел, играет «Желтая субмарина» Битлз.

Мне совершенно не хочется говорить здесь об ужасном самоубийстве Аманды, но Мел чувствует, что что-то не так. Мне никогда не удавалось скрывать свои эмоции.

– Шэй, я даже представить не могу, как это было ужасно, – говорит она с содроганием, когда я заканчиваю историю. И крепче прижимает к себе Лилу.

Я не признаюсь, что добиралась сюда сперва на автобусе, а затем на «Убере» за двадцать пять долларов, вместо того чтобы сесть в метро. Сегодня меня снова охватила паника, как в понедельник, когда я попыталась доехать на метро на собеседование, и вчера, когда я добиралась до подработки. Когда я подошла к зеленому столбу, у меня бешено заколотилось сердце и ноги отказались двигаться дальше.

Если подумать логически, я понимаю, что вряд ли стану свидетелем еще одного самоубийства в метро – статистика подтверждает, насколько редко они случаются. Но тот случай, который мне довелось увидеть, никак не выходит из головы.

– Сегодня утром я ходила к ее дому, – сообщаю я. – Дому Аманды.

Лила выплевывает соску, и Мел вставляет ее обратно, покачиваясь еще быстрее.

– Что? Зачем?

Мел выглядит уставшей, и я уверена, что я тоже. Вчера ночью я проснулась из-за дурного сна. Весь кошмар пронизывал нарастающий грохот колес. Я ввела имя Аманды на сайте «Белых страниц» – заснуть не получалось – и так нашла ее адрес.

– Я хотела узнать о ней побольше. Убить себя подобным образом так жестоко… Так отчаянно. Думаю, я просто пытаюсь понять причины.

Мел кивает, но, судя по выражению ее лица, мое поведение кажется ей странным.

– Узнала что-нибудь?

Кручу шагомер «Фитбит» на своем запястье. В последние несколько дней число моих шагов почти удвоилось, ведь привычное средство передвижения больше мне недоступно.

– Завтра вечером состоятся поминки, – сообщаю я, не давая прямого ответа на вопрос. – Подумываю пойти.

Мел хмурится.

– Считаешь, это хорошая мысль?

Я понимаю, почему это кажется ей странным – здесь, в уютной квартирке с чили из трех сортов бобов на плите и открыткой с йоги для мам и младенцев на холодильнике.

Мел бы не зациклилась на Аманде; между ними нет ничего общего.

Борюсь с желанием снова прикоснуться к «Фитбиту». Раньше эти устройства были везде; теперь же, похоже, их мало кто носит. Но на фотографии, которая висит у входа в подъезд Аманды, у нее на запястье тоже такой браслет.

Когда я это заметила, внутри все сжалось. Еще один связующий нас элемент.

Этого я Мел тоже не рассказываю. Раньше Мел знала меня лучше, чем кто-либо; мы жили в одной комнате, когда учились в Бостонском университете, и вместе снимали квартиру, когда только переехали в Нью-Йорк. Но наши миры больше не пересекаются, и дело не только в географии.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предлагаю я. – Что ты чувствуешь по поводу возвращения на работу? Уже нашла ясли?

– Да, нашла прекрасный вариант всего в одном квартале от офиса. Смогу приходить к Лиле каждый день во время обеда.

– Идеально! Только пообещай, что будешь питаться не только протертой морковкой.

Она смеется, и мы болтаем еще какое-то время, но потом недовольство Лилы становится громче. И Мел явно непросто сосредоточиться, когда малышка расстроена.

– Кажется, пора оставить тебя в покое. – Я опускаю пустой стакан.

Мел берет маленького плюшевого слоника, которого я принесла Лиле, и машет им на прощание.

– Ты знаешь, что можешь позвонить мне в любое время.

– Взаимно.

Я целую Мел в щеку и затем наклоняюсь поцеловать сладко пахнущую головку Лилы.

Я иду пешком в сторону Манхэттена, пока не начинает темнеть, и тогда вызываю «Убер». В машине есть кондиционер, чему я несказанно рада.

Пока я была с Мел, мама оставила мне сообщение, поэтому я набираю ее номер.

Она сразу же берет трубку.

– Привет, милая. Жаль, ты не с нами! У нас мексиканский вечер. Мы с Барри приготовили гуакамоле и «тощую» маргариту.

– Здорово! – пытаюсь я поддержать ее энтузиазм.

Представляю ее в обрезанных джинсах и майке, с банданой на волнистых каштановых волосах, сидящей в кирпичном патио, которое Барри построил несколько лет назад. Моя мама миниатюрная, с оливковой кожей. Я же унаследовала широкие плечи и спортивную фигуру отца. Взрослея, я иногда задавалась вопросом, понимали ли люди, которые видели нас вместе, что мы мать и дочь – не только из-за разной внешности, но и потому, что она была гораздо моложе остальных мам в моей школе.

Она родила меня, когда ей было всего девятнадцать. Она работала секретарем в Трентоне, а моему отцу был двадцать один год, и он изучал экономику в Принстоне. Они расстались еще до моего рождения. Он из богатой семьи и всегда платил алименты. Но видела я его всего несколько раз в жизни, потому что потом он уехал изучать бизнес в Стэнфорд и так и остался жить в Калифорнии.

Мамина судьба сложилась совсем иначе: она устроилась в строительную компанию и вышла замуж за Барри, который работал прорабом, когда мне было одиннадцать.

– Как дела? – спрашивает мама. – Мы не общались всю неделю.

– Видимо, она была слишком занята – спала на своей ерундовой подработке, – слышится голос Барри на заднем фоне.

Барри – основная причина, по которой я приезжаю в гости к маме недостаточно часто.

Делаю вид, что меня смешит его замечание. Минуту спустя Барри зовет маму есть кесадилью, и я рада поводу закончить разговор.

Снимаю очки и потираю переносицу, потом снова надеваю их и откидываюсь на сиденье, разглядывая панораму Манхэттена, пока мы пересекаем Бруклинский мост. Никогда не устаю от этого зрелища, но в сумерках, с сияющими зданиями на фоне пурпурно-оранжевого неба, оно особенно прекрасно.

Каждый год люди приходят на этот мост полюбоваться прекрасными видами или насладиться прогулкой.

Или прыгнуть вниз и убить себя.

Мысль пронзает меня, как электрический ток.