Читать книгу "Переплетения - Зигмунт Милошевский"

– Не сейчас, – ответил он. – Послушай, что мы сделаем. Допроси сначала ты, в конце концов так принято. Но только сам, а не патрульный милиционер, две недели назад живший с папой и мамой в предместьях Седлец. Говори спокойно и непринужденно, обращайся с каждым как со свидетелем. Спроси, когда они в последний раз видели Теляка, когда с ним познакомились, что делали ночью. Не спрашивай, что их объединяет и о ходе лечения, пусть почувствуют себя в безопасности. А у меня так будет повод вызвать их еще пару раз.

– Ну ты голова, – удивился Олег. – Хочешь с ними поиграть, чтобы подготовить почву. Составлять протоколы, писать разборчиво, дать прочитать…

– Выбери себе какую-нибудь стажерку, пусть пишет протоколы круглыми буквами. Встретимся утром на Волчьей, обменяемся впечатлениями, поговорим и решим, что делать дальше. Правда, мне нужно быть на объявлении приговора по делу Пещоха, но я попрошу Эву сходить вместо меня.

– Поставишь кофе.

– Смилуйся. Я государственный служащий, а не гаишник. Моя жена – тоже государственная служащая. Мы пьем растворимый кофе на работе и никому не ставим.

Олег вытащил сигарету. Шацкий еле удержался, чтобы не последовать его примеру: не хотел, чтобы на конец дня оставалась всего одна, последняя сигарета.

– Поставишь кофе, не о чем говорить.

– Ты паршивый русский.

– Я знаю, мне все так говорят. Так как, в «Горячке» в девять?

– Ненавижу этот притон «мусоров».

– В «Браме»?

Шацкий кивнул. Олег проводил его к машине.

– Боюсь, трудно нам будет, – произнес полицейский. – Если убийца не совершил ни одной ошибки, а остальные ничего не видели, – могила.

Шацкий не сдержал улыбку.

– Ошибки бывают всегда, – заключил он.

5

Он не помнил, когда его так баловала погода в Татрах. С вершины Копы Кондрацкой открывался прекрасный вид на все четыре стороны, только вдали над словацкой частью Высоких Татр виднелись маленькие тучки. С тех пор как ранним утром он припарковался в Кирах и после короткой прогулки через Кощелиско [22] стал взбираться на Червоне Верхи, ему все время сопутствовало солнце. С середины дороги, когда тропинка круто пошла вверх, низкий косой кустарник уже не давал шансов на тень, а поблизости не было ни ручейка, так что горная прогулка превратилась в марш по раскаленной сковородке. Ему припомнились рассказы об американских солдатах во Вьетнаме, у которых, говорят, во время дневного патрулирования мозговая жидкость закипала под раскаленными солнцем касками. Он всегда считал это ерундой, но теперь испытывал нечто подобное, хотя его голову защищала не каска, а бежевая шапочка, привезенная на память из австралийского путешествия много лет назад.

Когда он приблизился к гребню, перед глазами пошли черные точки, а ноги сделались ватными. Ему оставалось лишь проклинать себя – семидесятилетнего идиота, которому кажется, что все можно делать, как прежде: пить, любить, ходить по горам…

На гребне он упал без сил на землю, позволив ветерку охладить тело, и стал вслушиваться в бешеный ритм сердца. Ничего не поделаешь, подумал он, видимо, придется спускаться в Темняк, а не на Маршалковскую. Когда сердце успокоилось, он подумал, что лучше было бы закончить жизнь в Малолончнике, – это приятнее, нежели проклятый Темняк. Не хватало еще, чтобы после его смерти о нем рассказывали анекдоты. Поэтому он потащился в Малолончник, попил там кофе из термоса, стараясь не думать о мышце номер один, и с разгона добрался до Копы. Странное дело, похоже, слабое сердчишко вкупе со старческой дуростью на сей раз его не прикончит. Он налил очередную чашку кофе, вытащил завернутый в фольгу бутерброд и стал наблюдать за тридцатилетними толстопузиками, которые взбирались на несчастную Копу с таким усилием, будто это был семитысячник. Ему захотелось дать совет: брать с собой кислородные маски.

Как можно так распускаться? – думал он, с презрением глядя на едва волочивших ноги туристов. В их возрасте он мог с утра пораньше пробежаться от приюта в Кондратовой до Копы и вернуться назад через Пекло – для разогрева и чтобы нагулять аппетит к завтраку. Да, были времена. Все ясно, имеет смысл и доступно.

Он протянул к солнцу свои загорелые и все еще мускулистые икры, покрытые седыми волосами, и включил мобильник, намереваясь послать СМС жене, ждущей его в пансионате у Стражиско. Едва включившись, телефон сразу зазвонил. Мужчина выругался и нажал «прием».

– Да?

– День добрый, говорит Игорь. У меня для вас известие.

– Да?

– Хенрик скончался.

– Как это случилось?

– Боюсь, несчастный случай.

Он ни секунды не раздумывал, что ответить.

– Печальное известие. Я постараюсь вернуться завтра, но надо как можно быстрее заказать некролог. Ты понял?

– Конечно.

Он выключил телефон. Писать жене расхотелось. Допил кофе, надел рюкзак и двинулся в сторону перевала под Копой. Он еще выпьет пива на Калатувках [23] и решит, как объяснить жене, что нужно возвращаться в Варшаву. Они прожили вместе почти сорок лет, а такие разговоры его по-прежнему напрягали.

6

Прокурор Теодор Шацкий включил мощный трехлитровый мотор V6 «ситроена» с некоторым трудом – газовая система снова барахлила, подождал, пока гидравлика поднимет его дракона с земли, и двинулся в направлении Вислострады, намереваясь переехать по Лазенковскому мосту на другой берег. В последний момент передумал, свернул в сторону Вилянова и остановил машину на автобусной остановке у улицы Гагарина. Включил аварийку.

Давно, десять лет назад – можно сказать, пару столетий, – они жили здесь с Вероникой, когда Хельки еще не было на свете. Студия на третьем этаже, оба окна на Вислостраду. Кошмар. Днем – один тир за другим, после заката – ночные автобусы и «малюхи»[24], мчащиеся со скоростью сто десять в час. Он научился различать марки автомобилей по звуку моторов. На мебели в квартире собирался толстый слой жирной черной пыли, окно становилось грязным уже через полчаса после мытья. Хуже всего было летом: приходилось открывать окна, чтобы не задохнуться, но тогда было невозможно разговаривать и смотреть телевизор. Другое дело, что они тогда чаще любились, чем слушали последние известия. А теперь? Он не был уверен, что они дотянули бы до среднего уровня по стране, который когда-то их насмешил. Как? Неужели есть люди, занимающиеся этим всего раз в неделю? Ха-ха-ха!

Шацкий фыркнул и приоткрыл окно. Дождь лил в полную силу, и капли попадали внутрь, оставляя темные следы на обивке. В «их» окне крутилась невысокая блондинка в блузке на бретельках с волосами до плеч.