Читать книгу "Как я год жила по Библии - Рейчел Хелд Эванс"

Я выросла в великом штате Алабама, о котором журналист Уоррен Сент-Джон писал так: «Худшее место на земле для того, чтобы выработать здоровое отношение к зрелищным видам спорта»[9]. Три важнейших вопроса в Алабаме: «Как вас зовут?», «В какую церковь ходите?» – и: «“Алабама” или “Оберн”?» Так что моя идентичность выглядит так: Рейчел, библейская христианка, не принадлежащая к определенной деноминации, болею за «Алабаму». Что такое футбол – мы с сестрой узнали раньше, чем научились в куклы играть, и с раннего детства подражали маме, которая во время матчей садилась прямо перед телевизором и, по мере того, как на поле накалялись страсти, придвигалась к нему все ближе. В миг, когда нападающий с мячом влетал в конечную зону, вся семья – мама, папа, Аманда и я – скучивались вплотную возле телевизора, и все прыгали и визжали что есть сил, нервно высматривая на поле желтые флаги.

Теперь все мы переселились в Теннесси, где желтый цвет не в почете; однако каждую субботу после обеда надеваем свои футбольные цвета и собираемся у родителей, в доме чуть дальше по улице, чтобы съесть немыслимое количество жареного мяса и как следует поорать перед телевизором. Это традиция: Дэн, женясь на мне, быть может, не очень понимал, во что ввязывается, но со временем полюбил эти субботы – думаю, в первую очередь благодаря маминому жаркому.

Подозреваю, открытие, что каждый год в период осеннего равноденствия его жена на три с половиной часа в неделю превращается в буйнопомешанную и что одиннадцать парней, бегающих по футбольному полю в Таскалусе, штат Алабама, могут самым прямым образом повлиять на наш супружеский интим, поначалу застало Дэна врасплох. Но он достойно прошел это испытание, и теперь каждую осень оба мы ждем субботних вечеров в доме у Хелдов: в открытые окна врывается прохладный свежий воздух, запах палой листвы мешается с ароматом жаркого, из телевизора доносится приглушенный шум стадиона. Этот октябрь был для нас особенным: впервые «Алабама» боролась за первенство страны на новеньком 42-дюймовом экране с высоким разрешением!

– Тяжело мне сейчас придется, – заметила я, когда в день игры мы подходили к родительскому крыльцу и опавшие листья хрустели у нас под ногами.

– Да ладно, все будет норм! – откликнулся Дэн, не особенно вслушиваясь в мои слова.

– Для тебя – может быть, – ответила я. – Но женщина с мирным и кротким духом разве станет прыгать и орать перед телевизором? Мне придется все держать в себе! Не кричать: «Судью на мыло!» Не отпускать шуточки про чирлидерш. Не вопить: «Го-о-ол!», когда наши забьют – и уж точно не ругаться, если забьют нам! Как я все это выдержу?

– Что ж, Рейч, придется пострадать ради Иисуса! – поддразнил меня Дэн.

Первые несколько игр я вытерпела относительно спокойно: исключением стал черный день, когда «Алабама» продула «бойцовым петухам» из Южной Каролины со счетом 35:21 (и это когда «каролинцев» тренировал Стив Сперриер[10], представляете?).

Так вышло, что эту игру мы смотрели у моей сестры в Нэшвилле, а после игры пошли в ресторанчик «Rotier’s» – заесть горе бургерами, жареной картошкой и заглушить кантри-музыкой.

Тяжело мне сейчас придется. Но женщина с мирным и кротким духом разве станет прыгать и орать перед телевизором?

Помню, чтобы прочесть молитву перед едой, я покрыла голову (в соответствии со своей шестой заповедью: «Покрывай голову во время молитвы»). С этой стороны, пожалуй, разумно было начать проект в октябре, когда куртки и кофты с капюшонами никого не удивляют. Можно соблюдать предписания 1 Кор 11 и в церкви, и перед едой, и никто не сочтет вас фанатичкой, – все просто решат, что вам холодно. То же относится к платкам, вязаным шапкам и шарфам.

– А разве вам не положено беспрестанно молиться? – поинтересовалась Аманда. И в двадцать шесть лет она оставалась «звездой воскресной школы».

– Да, может, головной убор вообще не снимать? – подпел ей Дэн.

– Это я попробую в марте, когда сосредоточусь на скромности, – ответила я. – Или, может быть, когда поеду в Ланкастер.

Клянусь, я говорила совершенно серьезно! Хотя, кажется, никто не верил, что я это всерьез.

– Тебе следует соблюдать кашрут, – говорили мне. И еще: – Нужно съездить в монастырь. – И еще: – Найди себе духовного отца и слушайся его во всем. – И еще: – И, конечно, нужно родить, куда же без этого?

Я не сомневалась, что духовные отцы не предлагают свои услуги кому попало. Что же до «родить» – эту идею сразу отверг Дэн.

– Мы не будем заводить ребенка ради эксперимента! – твердо сказал он. – Ни за что!

Но самые громкие голоса шли из моего блога, где я публиковала анонсы своего проекта, а читатели обильно их комментировали.

– Крутая идея!

– Да ты просто чокнулась!

– Черт, как-то тревожно за вас.

– Вы глумитесь над словом Божьим!

– Знаете, Эй Джей Джейкобс[11] такое уже делал.

– Вы, конечно, ненормальная, но творческие люди все такие!

Вы, возможно, думаете, что три года блогерства развили во мне виртуальные сверхспособности, среди которых ключевое место занимает неуязвимость. Но нет: от чтения комментов самооценка прыгала вверх-вниз, пока меня не одолела морская болезнь. Поток похвал и критики заставил меня усомниться в себе. Следующее, что помню – вторник, десять утра, я забилась под одеяло и рыдаю о том, как тяжко быть писателем! Как видите, творческие люди и правда… гм… слегка неуравновешенны.

– Мы не будем заводить ребенка ради эксперимента! – твердо сказал Дэн. – Ни за что!

Однако на то, чтобы предаваться жалости к себе, времени не было. Мой новый «библейский» стиль жизни первым делом привел к изменениям в расписании. Теперь, прежде чем проверять мейл, мне следовало застелить постель, прежде чем лезть в фейсбук – приготовить Дэну завтрак, а прежде чем начинать что-то писать – закончить стирку. Эта попытка соблюдать вторую женскую заповедь («Посвяти себя устроению дома твоего») потребовала серьезной смены приоритетов, и поначалу эти перемены сбивали с толку нас обоих.

В первое утро, проснувшись от аромата яичницы, Дэн вышел на кухню с тем опасливо-предвкушающим выражением лица, какое бывает у мужчин, когда им кажется, что все слишком уж хорошо – наверняка тут что-то нечисто!