Читать книгу "Ну, здравствуй, муж! - Татьяна Абалова"

Пес зарычал.

— Ух ты какой обидчивый. Совсем как Дани. Шариком будешь?

— Гав-р-р-р-он! — все, что позволила его пасть. Лапу подавать принципиально не стал.

— Гав, так Гав.

— Гау-р-р-он! — рявкнул, что было сил. Какой еще Гав?!

— Не нравится Гав?

Собака истерически залаяла.

— Гау-рон! Рон! Рон!

— Хорошо-хорошо. Будешь Роном, — смилостивилась Саша. Зевнула, прикрывая ладонью рот. Ногти обыкновенные, постриженные чуть ли не под корень. Нет тех пик, которые венчали пальцы еще сегодня утром.

— Дани! — позвала Александра. — Будь добр, помой собаку. Я что-то притомилась. Если не посплю часок, умру. К ужину разбуди, ладно?

Гаррон вздохнул.

Глава 3. Все прахом

— К ноге, Рон! — Шаша вновь была вся в золоте и с тюрбаном на голове. Она величаво, как и положено популярной личности, спускалась по деревянной лестнице. Пес соскакивал со ступеньки на ступеньку следом. Лестница для него, коротколапого, стала еще одним испытанием. Сильно раздражал запах мыла, которым его помыли. И есть очень хотелось.

В нижней зале к удивлению Гаррона столов и стульев как таковых не оказалось. Все, в том числе и Шаша, забрались на приподнятую над полом квадратную площадку, устланную коврами. В центре ее находилась узкая скатерть, уставленная блюдами. Ни ложек, ни вилок. Дани пальцами сформировал кучку тонущего в масле риса и ловко закинул ее в рот.

— Мне очень жаль, госпожа, но с собакой нельзя, — за спиной Шаши появилась согнутая пополам фигура. Голову венчала плоская шапочка, густо расшитая черным и белым бисером. Жидкая бороденка дрожала. — Другие постояльцы проявят недовольство.

— Пес служит королю, — ответила танцовщица, но увидев умоляющие глаза просящего, смилостивилась. — Тогда подайте ужин в мою комнату. Рон, за мной!

— Я бы тоже хотела поесть не у всех на виду, — подала голос Зу. Ее телеса заколыхались, когда она, не поднимаясь, заерзала по ковру к тому месту площадки, где могла спустить ноги.

— Сидеть! — рявкнул Дани. — Едим все вместе, не расходимся. А собаку я привяжу на улице. Там ей самое место.

— Дани! — запротестовала Шаша, но увидев, что друг непоколебим в своем решении, поджала губы.

— Скоро ты пса в постель пустишь, — прошипел он и, сдернув с себя тонкий ремешок, отчего одежда распахнулась и явила волосатую грудь, удавкой накинул его на шею Гаррона.

«Рабства избежать не удалось», — грустно подумал пес и поплелся за Дани туда, где пережевывали корм знакомые лошади. Вскоре перед ним поставили миску с водой и кинули полуобглоданную кость.

Гаррон страдал. До этого он был грязен и не чесан, но его кормили с руки, а теперь от него воняло мылом, и ел он с пола.

На следующем постоялом дворе верблюдов сменили запряженные в повозки кони — впереди путников ждал перевал. Горная гряда, даже в жаркое время занесенная снегом, делила Хаюрбат на две части: малонаселенную северную и благоденствующую южную, упирающуюся пологой частью в море. Здесь-то Гаррон впервые за всю свою собачью жизнь почувствовал себя нужным: его пустили в постель, чтобы он согревал ноги Шаши. Утром пес проснулся на одной с ней подушке, а его теплое пузо прижималось к груди танцовщицы. Он был почти счастлив и даже не обиделся, когда его одернули командой «К ноге, Рон!».

До столицы они добрались к исходу седьмого дня.

Повозки остановились у приземистого одноэтажного здания без единого окна, выходящего на улицу. Гаррон встряхнулся и встав на облучок, огляделся. Нет, не такой он представлял столицу Хаюрбата. Где белокаменные дворцы? Где воздушные переходы и арки, где легкость строений, свойственная соседней Кадии? Темно, душно и грязно. Красноватая пыль, скрипящая на зубах, висела над городом туманом, из-за нее даже ночное светило поменяло цвет с серебристого на ржавый.

— Давай, давай, проходи! — Дани подпихнул пса ногой в сторону небольшой дверцы в глинобитном заборе. Рон зарычал, после чего получил более ощутимый пинок и влетел, наконец, во внутренний дворик. Фруктовые деревья, небольшой водопад, стремящийся в круглый водоем с золотыми рыбками, птица, подающая голос из плотно закрытой тканью клетки.

— Фить-пе-рю! Фить-пе-рю!

— Вот мы и дома! — воскликнула Шаша и, широко раскинув руки, закружилась. Ее движение всколыхнуло пламя, гнездящееся в чашах на высоких тонких ножках. Кто-то заранее обеспокоился подготовиться к приезду хозяйки.

Между тем караван из повозок тронулся, увозя восвояси остальных путешественников, лишь конь Дани, привязанный к колышку на улице, терпеливо ждал своего седока.

Не успели внести вещи, как кто-то поскребся в калитку.

Рон не удержался, залаял, хотя быстро заткнулся, ругая себя, что так легко поддается собачьим инстинктам.

— Подожди, — Шаша остановила Дани, направившегося к двери. — Наверное, это эльф.

— Ты никогда не называешь его по имени.

— Я просто его не знаю, как и он моего настоящего. Так безопаснее. Кто там?

— Цветы от поклонника.

Во двор вошел утонченный мужчина без определенного возраста. Ему могло быть и сорок, и четыреста. Красивое лицо, гладкие серебристые волосы, забранные сзади в хвост, свободная рубаха, опоясанная тонким ремешком, белые штаны и белые же башмаки. Ни капли пота на лице, хотя Шаша и Дани им обливались.

— О, у нас посторонние?! — эльф дернулся, чтобы уйти, но его остановила танцовщица.

— Это свои.

Лицо эльфа скривилось. Он спрашивал вовсе не о собаке, хотя та смотрела на контрабандиста, играющего на руку врагам Агрида, во все глаза. Его беспокоил Дани.

— Я же просил, чтобы никто и никогда…

— А по городу ты как шел? — Дани набычился. — Думаешь никто не заметил такого дятла с корзиной цветов?

— Дани, на улице он пользуется иллюзией. Да и сейчас я не уверена, что мы видим его настоящее лицо.

— Сегодня я просто старушка, — эльф постучал длинным пальцем по висящему на шее приметному кругляшу, — которая тащит с рынка корзину с фруктами.

«Амулет, сделанный отцом?! — Гаррон не верил своим глазам. — Кто же ты такой? Наверняка не последний эльф в княжестве, если позволяешь себе весьма редкие артефакты».

Цессир-младший знал, о чем говорил. Его отец не торговал, как многие даровитые маги, амулетами, в которых были заложены способности рода. Ему хватало денег от основной деятельности, направленной на благо королевства. Меняющие внешность медальоны выдавались строго по ведомости, а по использованию немедленно возвращались под ту же роспись. При подготовке к сложным операциям в такой артефакт закладывалась не одна смена ликов, порой доходило до двадцати. А потому тратиться на безделушки для бездельников или, как бы точнее выразиться — для розничной торговли, лорд Цессир ни за что не стал бы. Он берег магию для более важных дел.