Читать книгу "Счастливые люди правильно шевелят мозгами - Руби Уэкс"

Нашему мозгу млекопитающего 100 миллионов лет (что дает нам значительное богатство эмоций и способность привязываться). Примерно 200–500 тысяч лет назад область мозга, известная как неокортекс, или новая кора головного мозга, начала стремительно расти и подарила нам умение планировать, управлять собой, контролировать собственные импульсы и осознавать себя. С помощью этой более развитой и сложной части мозга мы научились говорить, пользоваться символами, решать задачи и воображать будущее. Но появились и минусы: мы начали беспокоиться и размышлять на тему «а что, если?», прокручивая в голове возможное развитие событий. И это не говоря о матери всех тревог – знании о собственной смертности. Немудрено, что при таком наборе человечество – очень нервная раса.

Шаг вперед и два назад

Судя по всему, говоря терминами эволюции, каждый раз, когда мы делаем шаг вперед, в чем-то мы совершаем несколько шагов назад. Эти эволюционные заминки происходят не только с людьми, но и со всеми живыми существами. С моей точки зрения, хуже всего пришлось бедняге жирафу. У него не развились когти, острые зубы или прочный панцирь, поэтому жирафу требовалась какая-то черта, которая спасла бы его как вид от исчезновения. Такой чертой стала удивительно длинная шея. Теперь жираф мог есть листья с верхушек деревьев, куда не дотягивались другие животные. Это был шаг вперед. А шаг назад заключался в том, что, если обладатель такой длинной шеи падал, ему было уже не подняться.

Таких «сомнительных сделок» в истории эволюции было бесчисленное множество. Например, миллионы лет назад, когда тропические леса исчезли из-за сдвигов земной коры, в Восточной Африке сформировалась Африканская геологическая платформа и обезьяны обнаружили, что остались без привычных им деревьев. Поскольку теперь они жили без джунглей, у них отпала необходимость перелезать с ветки на ветку и… оп-па! Появилось прямоходящее двуногое существо. Подозреваю, кто-то из обезьян решил, что на двух ногах ходить лучше, чем на четырех. Теперь, когда руки у нас освободились, мы получили возможность изготавливать орудия и (что еще важнее) украшения, а также преодолевать пешком большие расстояния. Мы были вынуждены ходить много и быстро, потому что жаркий климат заставлял нас ходить по земле так, чтобы не обжечь ноги.

Еще один огромный подвох прямохождения заключался в том, что отныне роды давались женщинам трудно и болезненно (лично я не заметила, ну да ладно). Когда дамы еще передвигались на четвереньках, рожать было легче, но, когда они встали на две ноги, таз сделался у́же, поэтому вытуживать наружу ребенка больнее, чем пасовать мяч в пляжном волейболе.

Повторю еще раз: теперь, когда я знаю, что мой мозг принимает решения, которые я сама не осознаю, мне легче удерживаться от неправильных решений, которые принесут мне лишь неприятности. Но часть проблемы в том, что разные области мозга не действуют заодно.

Хорошие времена: когда мы все были в одной лодке

Когда человечество было еще молодой расой, жизнь была прекрасна – если не считать угрозы быть съеденным хищниками или замерзнуть в Ледниковый период. В обезьянью эпоху мы жили племенами, в которые входило от тридцати до полусотни человек, причем большинство состояло в родстве или как минимум хорошо знало друг друга. В племени обычно царила дружелюбная обстановка. В таком окружении можно было доверять друг другу, потому что почти у всех членов племени были общие гены. Конечно, была и оборотная сторона: такое близкое родство неминуемо приводило к близкородственному скрещиванию, и дети нередко рождались уродцами – то анацефалами с половинкой черепа, то с перепонками между пальцев на ногах.

То были прекрасные времена охоты и собирательства, и они продолжались много тысяч лет. Мужчины выполняли грязную работу: вооружившись копьями, охотились на будущий обед. Женщины собирали ягоды и чистили коренья (это было задолго до феминизма, сами понимаете). Никто не жаловался, главным образом потому, что в те времена мы еще не умели говорить; язык еще не был изобретен. Если мужчина хотел завести отношения с женщиной, он совершал налет на соседнее племя, притаскивал даму из соседнего племени в свою пещеру за волосы, совокуплялся с ней и, скорее всего, больше о ней не вспоминал и визиты не наносил. В общем, времена были не очень романтичные, и день святого Валентина еще не придумали.

Для любителей животных спешу сообщить, что средняя численность человеческого племени – 30–50 особей – это также и средняя численность стаи шимпанзе. При таком количестве особей все успевают почесать друг друга и поискать в шерсти насекомых, а это очень важно для укрепления отношений. Никто не оставлен без внимания, никто не чувствует себя обиженным и обойденным. Если популяция шимпанзе в стае возрастала до сотни, начинались ссоры и порядок жизни нарушался.

Между тем у нас, людей, племена разрастались до 150 человек, и в них все равно сохранялся мир и доверие. Если кому-то было плохо, соплеменники приходили к нему с цветами и высеченными на камне открытками «Поправляйся скорее!». Это были те же самые поглаживания и почесывания, но в другой форме.

Сто пятьдесят человек – было и до сих пор остается идеальным числом для успешного семейного бизнеса, социальной сети, городского совета, военного подразделения и гарема. Все знакомы между собой, пусть и не близко; незнакомцев нет, значит, нет и потребности в рангах и законах.

У всех нас была какая-то работа: кто-то собирал, кто-то чистил (в наши дни – жесткий диск компьютера, а в первобытные времена – коренья). Никто не страдал от неудовлетворенности своей ролью в жизни и, если вы не были богаты, стройны, умны и не были кинозвездой, то все равно не ощущали себя жабой.

Никто не смеялся над вами за то, что у вас торчат зубы, потому что они торчали у всех. Никто не страдал от низкой самооценки. Самооценку в те благословенные времена еще не изобрели.

Ранг и статус: рождение зависти

В один прекрасный день в ходе борьбы за пищу, территорию и сексуальных партнеров мы начали ранжировать друг друга, сравнивая себя с другими. Мы вдруг осознали, кто слабейший, а кто самый популярный. Так развились чувства стыда, низкой самооценки и самокритики у тех, кто обнаружил у себя самый низкий статус в племени.

С тех пор идея о всеобщем равенстве зачахла. Теперь, чтобы выжить в сообществе, люди ощущали необходимость привнести в племя нечто особенное, что-то, что сделает их выдающимися. Антропологи нашли этому подтверждение, когда при раскопках обнаружили останки женщин, которые жили тысячи лет назад. В обнаруженных индивидуальных захоронениях были погребены женщины в украшениях. А женщины в общих могилах были без украшений. Есть и данные, которые доказывают, что более сильный и смекалистый мужчина, как правило, оказывался первым в пищевой цепочке, его лучше кормили. То же самое касалось и женщин с самыми широкими бедрами, пригодными для вынашивания детей (не то что в нынешние времена, когда надо выглядеть как палка). Итак, распределение по рангам началось из-за потребности выделиться из общей массы. Я практически уверена, что так появились комики, и по той же причине они существуют по сей день. Если у тебя не было мускулов или широких детородных бедер, тебя могли бросить хищникам на закуску, поэтому некоторые нервные люди в племени начали корчить смешные гримасы или притворяться, будто поскользнулись на банановой кожуре, а всех остальных это смешило. Вероятно, такой прием сработал, потому что с тех самых пор мастера корчить рожи и притворно шлепнуться наземь получают свой кусок от общего пирога. В первобытном племени, если вам было нечего принести на общественный стол, вы не выживали. Тогда, как и сейчас, статус означал выживание. Альфа-самцы, привлекательные молодые женщины, обладатели высокого интеллекта и несколько комиков до сих пор возглавляют пищевую цепочку.