Читать книгу "Злое счастье - Людмила Астахова"

– Спасибо большое, – сказала она.

Но девушки, разумеется, ничего не поняли и подняли настоящий гвалт. Видимо, спорили. Одеты они были довольно скромно – в длинные платья простого кроя неярких расцветок: серые, голубые, бежевые. Такое же было предложено и купальщице. Только белое. А поверх – узкая накидка без боковых швов с прорезью для головы, которая завязывалась на поясе. И никакого нижнего белья.

– А трусы? – спросила она и показала на себе, что имеет в виду.

– Ванагго гвер та, – весело ответствовала чернокосая барышня, верховодившая всей компанией.

Делать было нечего. Может быть, тут так принято? Хотя странно. Раньше ведь было все иначе… Вроде бы… Или не было?

Пришлось покорно отдаться в умелые руки девушек, которые быстро и ловко сумели нарядить ее в не слишком удобную одежду. Иначе она бы точно запуталась в веревочках, поясках и тесемках, неисчислимое количество которых повергало в ужас.

С волосами тоже были проблемы. Уж больно длинными они оказались. Непривычными. Подозрительно светлыми. А ведь помнилось, что с волосами что-то такое произошло. Отрезали? Выпали? Но нет, волосы, которые тщательно расчесывала русая хохотушка с ямочками на щеках, были настоящими.

– Гэрт уан хелит? – все время спрашивала девица. – Гэрт? Ано?

В ответ – кивок. Пусть делают, что хотят. Косы так косы.

А потом черноволосая поднесла круглое зеркало на ручке, чтобы можно было по достоинству оценить работу девушек. Забавное зеркало, темное, словно не в стекло смотришь, а в лесное озеро с черной стоячей водой. Из его тяжелых глубин глядело совершенно чужое лицо. Ладони стали холодными и мокрыми от пота, сдавило грудь, и слезы брызнули сами по себе, заливая прозрачной соленой пеленой серо-голубые глаза. Чужие глаза. Густые пепельные брови, пушистые ресницы, ровненький, чуть вздернутый носик и полные губы: неузнаваемые черты молоденькой девушки. Этакая прохладная нордическая краса валькирии. Чтобы не разрыдаться в голос, она закрыла рот ладонью. Слезы душили, жгли глаза, частым дождем капая на подол голубой накидки.

– Это не я, это не я… Я не такая… Другая…

Но вспомнить свой подлинный облик не удавалось. Из зеркала должна была смотреть совсем другая женщина. Не юная девица-красавица, не белокурая бестия из германских легенд, нет!

Она вырвала из рук чернокосой зеркальце и впилась взглядом в свое отражение, словно темное стекло чем-то провинилось, специально спрятав истинный облик в своих недрах.

– Боже мой, так не бывает! Не может быть!

Наверное, она перепугала своей истерикой заботливых девушек. Они разбежались в разные стороны и глядели теперь с изумлением и нескрываемым страхом, не зная, чего ожидать от подопечной, разрыдавшейся над собственным отражением.

– Нет, нет, нет! Я так не могу!

– Х’ярвин и кассо уан хелит, – ласково сказал чернокосая, первой осмелясь приблизиться к надрывно плачущей девушке.

И погладила по макушке. Словно перепуганного ночным кошмаром ребенка. Жалостливо так.

Рядом с белокурой девой Мэй чувствовал себя вдвойне неуютно. Ни словом не перекинуться, ни шуткой, словно на королевском приеме. А ведь, когда Рыжий в последний раз видел Хелит в Далатте, та показалась ему чуть ли не балаболкой, так озорно она щебетала и смеялась вместе с другими девчонками. Он стоял в тени, на открытой галерее второго этажа, и Хелит попросту не могла его видеть. Тогда она ему даже не понравилась, и похвалил девчонку, только чтобы не обидеть Оллес, который души не чаял в дочурке.

…Один из последних теплых дней осени, канун сезона Акстимма-Забвения. В блюде манящей горкой лежат сладкие сочные яблоки – плоды недавно собранного урожая, благоухает на весь сад отцветающая хизанта, и воздух пронизан солнечными лучами. На подоконнике нежится толстый рыжий кот – тезка Мэя, названный так за сходство мастью с Отступником. Впрочем, далаттские коты все рыжие.

– Скоро будет война, – сказал тогда Оллес.

Настолько резко и неожиданно, что Мэй вздрогнул. Хотя, конечно, знал, что старый лорд Гвварин не сгущает краски. Лишь говорит вслух то, о чем в Далатте, и тем более в Лот-Алхави, предпочитают молчать. Рыжий только надеялся, что дэй’ном повременят хотя бы до начала весны. Как выяснилось, напрасно.

В памяти остался вкус яблок, запах цветов и смех светловолосой девушки.

А сейчас его локтя касалась другая женщина. Взрослая, сильная, опытная, не сентиментальная. Это было словно… хитроумный узор или сверкающий гранями камень. Из тех, что так искусно гранит Сэнхан, прежде чем вставить в перстень или ожерелье. В каждой грани отблеск сущности. И поди разбери – где кончается чутье и где начинается безумие.

«Надо было пригласить хоть парочку музыкантов, – подумалось Мэю. – А то чересчур этот ужин походит на тризну».

Еле дотерпев до конца трапезы, Рыжий торопливо проглотил кусок сладкого пирога и собрался было удалиться, но его молчаливая соседка внезапно коснулась руки ледяными, как у снежной ритт,[1]пальцами. И главное, посмотрела с такой мольбой, что растопила бы самое черствое сердце.

– Пажаласта плиз помохитте мнэ.

Непонятно, но достаточно проникновенно, чтоб приковать к себе внимание Рыжего.

Девушка многозначительно кивнула, смешно приподнимая брови, но, как ни странно, Мэй догадался, что она хочет остаться с ним наедине. Выгонять свиту Рыжий не стал, а лишь отвел Хелит в уголок и заслонил от остальных широкой спиной.

– Я вас слушаю, миледи? Вы что-то хотите сказать?

Она приложила ладошку к его груди и спросила:

– Мэй?

– Да, это я!

Она кивнула, стукнула себя по ямке между ключицами и требовательно поглядела Рыжему в глаза. И снова повторила свой жест.

– Мэй? Мэй!

И тут он понял. Коснулся ее плеча и сказал:

– Хелит.

– Хелит?

В серых глазах девушки мелькнуло искреннее удивление, сменившееся подлинным отчаянием. Неужели не ожидала услышать собственное имя? Лойс побери, да что это вообще означает?!

– Хелит, – прошептала девушка, убитая горем. – Хелит.

Мэй ободряюще сжал ее узкую ладонь и пробормотал нечто утешительное, но на самом деле был растерян и смущен не меньше, чем несчастная дева. Что прикажите теперь с ней делать? Где искать ответы, если она даже не помнит своего имени? Вот напасть!

А Хелит неотрывно глядела в окно на две луны – одну полнолунную, другую в последней трети, и губы ее дрожали.

– Твоюмать, – потрясенно молвила она и тяжело вздохнула.

Глава 2

Tabula Rasa

Даэмли