Читать книгу "Лиса в курятнике - Екатерина Лесина"

Никаких прямых обвинений, которые фактами не подтверждены.

Никакого политического подтекста.

Одна лишь обыкновенная история чиновничьей жизни. А почему бы и нет? «Обыкновенная история»… Отличнейшее названьице. Монечка сделал себе пометку и, вытащив кошель, протянул Лизавете. Ах ты, золотая его девочка.

Обидно будет, если откажется… испугается…

Впрочем, пугливой Лизавета не была. Пугливые не лезут в дела столь сомнительного свойства, а что писала она сама, в том Монечка не сомневался. Другим пусть сказки сказывает о таинственном Никаноре Справедливом, народном защитнике и разоблачителе, герое и любителе подглядывать в замочные скважины.

— Лисонька, — Монечка решился, хотя решение далось ему нелегко, — я понимаю, что вы у нас девушка безмерно талантливая, потому и хочу предложить вам одно дело.

— Мне?

Хлопнули рыжие ресницы.

А веснушки побледнели.

Испугалась?

Если и так, то ненадолго.

— Вам, Лисонька, вам. Мы… как бы это выразиться, давно с вами сотрудничаем…

С того самого первого дня, когда в редакцию явилась худенькая девица в дрянном платье и потребовала немедля принять ее в штат.

Монечка на девицу поглядел.

И принял.

А что, о цветочных выставках и собачках тоже кому-то писать надобно, раз уж прочая братия, избалованная свободой, полагала сие оскорбительным. Девицы не бывают репортерами?

Окститесь, может, и не бывают, но куда еще сиротке податься?

В гувернантки?

Не с ее происхождением. И не с ее характером.

А тут… Девица оказалась ответственною, выставки посещала, собачек разглядывала. Порой писала в рубрику дамских советов, причем делала сие бойко, без лишнего занудства. Ей же чуть позже поручили вычитку статеек, ибо не все в редакции обладали должною грамотой, а заодно и разбор корреспонденции. Однако Монечка не удивился, когда спустя полгода девица принесла серый конверт и робко поинтересовалась:

— Глянете?

Монечка глянул и зажмурился. Нет, «Сплетникъ» имел определенную репутацию и случалось ему писывать о всяком, но вот подобное случалось редко.

Помнится, история некоего чиновника, который вел прием приглянувшихся девиц на своей квартире, обещая по результатам положительное решение вопроса, много шуму наделала. И тогда снимки, иные весьма откровенного свойства, изъяла жандармерия для разбирательства. И она весьма интересовалась настоящим именем Никанора Справедливого, однако…

Лизавета моргала.

Вздыхала.

И каялась, мол, был у нее знакомец старинный, который очень к несправедливости неравнодушен, вот он и присылает ей стенограммы со снимками. Она же лишь пишет, оформляет должным образом, а ей за то платят. Немного. Пятьдесят копеек за страницу.

Ей поверили.

Но не Монечка, нет. Он, конечно, подыграл, потому как чуял, что историйка, поднявшая тираж едва ли не вдвое, первая ласточка. А потому к чему смущать девочку неудобными догадками? Премию он ей выплатил чин чином, пусть и из собственного кармана, а заодно уж сказал, что когда ее знакомец вновь справедливость учинять решит, то пусть обращается без стеснения.

И не ошибся.

Лизавета поерзала, вцепившись в ридикюль. А он почесал лысинку и произнес:

— Лисонька, душенька моя светлая, мы с вами не один год друг друга знаем, а потому вы можете быть спокойны. — Монечка вытащил из стола белый круглый камень, а заодно и коробку с освященною иконой. — Кровью своей клянусь, что не выдам вашу тайну, и бумаги подпишем, само собой.

Она напряглась.

А Монечка уколол палец иглой и к камню прижал.

— Я…

— Вы пишете, и пишете хорошо, — махнул он рукой, — и я вовсе не про ежегодную выставку георгинов говорю, хотя, конечно, ваша правда, как-то это подозрительно, что первое место из года в год занимает сад главы попечительского совета. Однако это мелочи-с…

ГЛАВА 3

Лизавета вздохнула.

Мелочи? Знал бы он, какие страсти кипят на этой выставке! Как же, первая лента значит не только почет, но и контракт с городом на поставку цветов.

Казенные деньги сладки.

А средства хороши все. Вот и травят друг другу цветы что ядами, что магией. Вот и изыскивают способы обойти условия магического вмешательства при росте. Подкупают судей. Учиняют истерики. Чудо, что еще до убийства дело не доходит.

В прошлом году, помнится, одна престарелая княгиня, весьма рассчитывавшая поразить комиссию необычным небесным цветом своих георгинов, не чинясь, вцепилась в волосы другой престарелой княгине, которая якобы эти самые небесные цветы загубила. Тогда статейка вышла живой.

Ныне аристократия вела себя с поразительным спокойствием, хотя магией все одно пользовались. Лизавете ли не слышать ее отголоски, и оттого престранно было, что услышала их лишь она одна.

Но да, не о георгинах речь.

— Я многое успел о вас узнать, Лисонька. Еще с той первой статьи… — Глаза Соломона Вихстаховича были светлы и поразительно безмятежны. — Вы сирота… круглая… с двумя сестрами на попечении. Живете в домике двоюродной тетушки, особы весьма сердобольной в силу одиночества, но здоровьем тяжкой… сестер вы любите, аки и тетку, тратитесь на целителей, хотя подобные траты весьма болезненно отзываются на вашей семье.

— Предлагаете дать ей умереть? — Таких разговоров Лизавета не любила.

Подымалась в груди знакомая глухая ярость.

— Отнюдь. Вам двадцать четыре…

— Почти двадцать пять.

— Вы не замужем.

— Не берут. — Вот не нравился ей нынешний разговор. Совершенно не нравился.

Но Соломон Вихстахович рученькой махнул и продолжил:

— Вы проучились три года в Арсийском имени его императорского величества Николая II университете и были весьма на неплохом счету. Какая специализация? Прикладная флористика? Вам прочили светлое будущее, поскольку пусть дар ваш не так уж и ярок, но голова… голова, Лисонька, она куда важнее силы.

О да, ей это уже говорили.

И даже стипендию предлагали в три рубля ежемесячно. На три рубля она бы прожила… одна… как-нибудь… Но вот что стало бы с сестрами?

Тетушка бы не справилась. Она уже тогда…

— О вас до сих пор вспоминают с сожалением и, если случится вернуться, примут с радостью.

Вернуться?

Об этом Лизавета запретила себе думать. Некуда возвращаться. Да и незачем. Она нашла свое место в жизни, плохое или хорошее — как знать? Главное, она привыкла и, чего уж говорить, ее работа ей нравилась.