Читать книгу "P.S. I Hate You - Уинтер Реншоу"

– Что ты делал сегодня? – Она все-таки садится, пусть и с трудом, и похлопывает ладонью по краю постели. Я присаживаюсь рядом.

– Позавтракал в кафе. Выполнил несколько поручений. Сходил в кино.

– Sozinho[3]? – Она хмурится.

– Да, один. – Я не знаю, почему она испытывает разочарование или печаль от того, что я все делаю один. Мне двадцать семь лет, и несмотря на то, что братьев и сестер у меня больше, чем я могу сосчитать по пальцам одной руки, несмотря на то, что я побывал во многих штатах и завел там друзей и приятелей, я всегда предпочитал делать все по-своему – в одиночку.

Так жизнь приносит намного меньше разочарований.

– Я так рада, что ты дома, Исайя. – Она улыбается болезненной улыбкой и берет меня за обе руки. Ладони у нее теплые, но пальцы ледяные. – Пожалуйста, скажи мне, что ты пробудешь здесь еще какое-то время.

– Я отбываю на следующей неделе, – напоминаю я ей. – Через девять дней, если точно.

Мать качает головой.

– Я не знаю, зачем ты раз за разом уезжаешь туда, Исайя. Это чудо свыше, что ты каждый раз возвращаешься домой, но когда-нибудь ты вернешься в ящике в брюхе самолета.

Она крестится и почти беззвучно бормочет короткую католическую молитву.

Я сжимаю переносицу двумя пальцами и опираюсь локтями о колени. Я не могу смотреть на нее сейчас, когда ее темные глаза с каждой секундой наливаются слезами. Я не люблю видеть ее боль, и особенно – если это боль из-за меня.

– Это моя работа, – говорю я, отлично понимая, что ей от этого ничуть не легче. – Моя карьера.

– Разве ты не мог выбрать что-нибудь другое? – спрашивает она. – Можно было бы работать с компьютерами или чинить машины, или строить дома… Ты всегда хорошо умел работать руками.

– И до сих пор умею, – подтверждаю я.

– Напомни мне, когда ты выйдешь в отставку? – просит она.

– Ты же знаешь, я заново завербовался только в прошлом году. – Я вдыхаю и выдыхаю, укрепляя свое терпение. Мы сто раз вели разговор об этом, но я не должен злиться. Лекарства затуманивают ее память.

Мама щелкает языком.

– Я всегда думала, что ты вместе с сестрами откроешь кафе.

– Да они просто взяли и сделали это без меня, но это к лучшему. Ты же пробовала мою стряпню, – ухмыляюсь я, думая о том случае, когда я сделал лепешки-тако на всю семью, но забыл про приправы. Мне годами не давали об этом забыть. После этого я наотрез отказывался даже заходить на кухню. – Я привез тебе обед. Ты хочешь есть?

Я поднимаюсь, иду на кухню и достаю салат из сердцевины пальмы, который купил в ее любимом бразильском стейкхаусе чуть дальше по улице; салат вместе с бутылкой воды и мамиными таблетками я ставлю на металлический столик-поднос.

Когда я возвращаюсь в ее комнату, она уже сидит в угловом кресле и переключает каналы на тридцатидюймовом телевизоре, стоящем на старом комоде. Через минуту она останавливается на телевикторине «Рискуй!», и почти сразу же веки ее начинают трепетать. Маму постоянно клонит в сон, но она борется с этим.

– Спасибо, meu amor[4], – говорит она, когда я ставлю перед ней обед. Снова коснувшись пальцами моей щеки, она улыбается. – Ты так добр ко мне, Исайя. Я не заслуживаю такого сына, как ты.

– Мам, не говори так. Ты заслуживаешь tudo. Ты заслуживаешь всего.

Когда-то она была женщиной, полной жизненной силы. Она была не способна сидеть на месте дольше двух минут, она учила своих детей, рожденных в Америке, всем бразильским колыбельным, которые только могла вспомнить. У нее был заразительный смех, длинные темные волосы ниспадали ей на спину, а гардероб был полон нарядных вещей. Альба Торрес всегда была самым ярким человеком в любой компании – в прямом и переносном смысле. Ее страсть к жизни передавалась другим, а ее личность была столь всеобъемлющей, что ее стройное невысокое тело – пять футов два дюйма ростом, – казалось, с трудом вмещало эту личность.

А потом она заболела.

Но кто-то должен был заботиться о ней, и, конечно же, не мои братья и сестры. Когда им приходится этим заниматься, – то есть в мое отсутствие, – они справляются на редкость дерьмово.

Должен признать, что моя старшая сестра, Калиста, принимает на себя основную тяжесть этой заботы, когда я уезжаю, но она растит четверых детей, а ее муж работает на двух работах, так что ей я, так и быть, согласен оказать некоторое снисхождение.

– Чем ты будешь заниматься эту неделю? – спрашивает мама. – Чем-нибудь особенным?

Я пожимаю плечами. По большей части я намерен просто убивать время.

– Понемногу тем, понемногу этим.

Мама закатывает глаза, потом снова обращает сонный взгляд на экран, где улыбается Алекс Требек.

– Ты всегда такой скрытный, мой Исайя.

– Мне нечего скрывать. Просто постараюсь себя чем-нибудь занять.

– Женщинами и выпивкой? – уточняет она, приподнимая темные брови.

– Ты полагаешь, что я трачу свое свободное время на это? – Я притворяюсь оскорбленным, хотя мы оба знаем, что она не так уж неправа. Я намерен пошляться по спортбарам сегодня вечером… и завтра вечером… и послезавтра тоже.

А может быть, и через два дня.

В этом и заключается прелесть того, чтобы быть одиноким волком. Твоя жизнь – на сто процентов твоя, и ты можешь делать все, что захочешь, черт побери.

– Мне бы хотелось думать, что ты волонтеришь в приюте для бездомных или убираешь мусор на обочине шоссе, но я тебя знаю. – Она тянется за вилкой, потом устремляет взгляд на салат. – Может быть, однажды ты встретишь какую-нибудь милую девушку и наконец-то перестанешь тратить лучшие годы своей жизни на посторонних девок, которые тебя не заслуживают.

– Ты слишком много беспокоишься. – Я наклоняюсь и целую ее в макушку, от которой пахнет давно не мытыми волосами. Надо позвонить Калисте и сказать, чтобы помогла маме принять душ. – Я еду в продуктовый, у тебя в шкафах совсем пусто.

Ее хрупкая рука снова касается моей щеки, полные губы изгибаются в улыбке.

– Не говори остальным, но ты всегда был meu favorito[5].

– Знаю, – ухмыляюсь я.

* * *

Моя тележка нагружена доверху, в основном натуральными продуктами долгого хранения. В отличие от своих братцев и сестриц, я решил не быть дешевым жмотом. Мама заслуживает хорошей вкусной пищи, от которой ее состояние не будет ухудшаться, поэтому я доехал до «Whole Foods» в Брентвуде, а не пошел в дешевый продуктовый магазин с решетками на окнах, расположенный рядом с маминым домом.