Читать книгу "Прощание с плейбоем - Наталия Антонова"

Волжский бульвар утопал в зелени лип, ясеней и кленов. С Волги дул легкий ветерок. Если прислушаться, то можно было услышать доносящиеся из речного порта крики неугомонных чаек.

– Какой дом мы ищем? – спросил Морис.

– Двенадцатый.

Морис опустил окно, высунулся из машины и посмотрел на нумерацию стоящих ровными рядами домов. Дома почти все были сталинками. Но, несмотря на давность постройки, из-за престижности района и удобной планировки, до недавнего времени квартиры в них активно скупались новоявленными буржуа.

Морис свернул в нужный двор и доехал на автомобиле чуть ли не до подъезда. Ясное дело, что «БМВ» загораживал жильцам выход из подъезда и вход в него. Но зато подобная наглость произвела неизгладимое впечатление на наблюдавшего за подъехавшими через стекло консьержа. Он даже не задал Мирославе вопрос, к кому она и зачем идет, только подобострастно раскланялся.

В ответ она не удостоила его даже кивком головы. И лишь преодолев несколько крутых лестничных пролетов, остановилась на полминуты и выдохнула – как же трудно быть стервой.

Ей оставалось пройти примерно столько же. Лестницы в сталинках были намного круче и длиннее, чем во всех других домах. Неизвестно, о чем, вернее, о ком думали инженеры тех лет, проектируя подобную крутизну и отсутствие в доме лифта. Может, они предполагали, что жильцов на верхние этажи будут носить носильщики-лектикарии, как в античные времена в Древней Греции и Риме. Но, насколько известно, при советской власти рабы были запрещены, и о лектике известно только любителям истории и дотошным читателям классической литературы.

Мирослава наконец поднялась на нужный этаж и позвонила в дверь, за которой, по ее мнению, почивал измотанный ночными променадами Сапрыкин. На ее звонок никто не ответил. Гулкая тишина была ответом и на второй, третий, четвертый звонки.

Приоткрылась дверь угловой квартиры. Оттуда высунулась бородатая всклокоченная голова.

– Вам Леньку надо? – спросила голова.

– Угадали, – кивнула Мирослава.

– Да разве же вы его так добудитесь. – Мужчина раскрыл дверь шире, и Мирослава увидела его фигуру полностью. Спортивные штаны ее не удивили. Но грудь! Такой шерсти она не видела даже на груди орангутанга в зоопарке.

Мужчина подошел к ней и сказал:

– Эти ваши звонки для Леньки как комариный писк! Он же домой приходит под утро и еле на ногах стоит. Вот как надо стучать, – пояснил он, повернулся к двери задом, согнул ногу и стал бить в нее пяткой.

– А вы ногу не отобьете? – невольно забеспокоилась Мирослава.

– Нет, у меня тапки подкованные, – улыбнулся он во весь рот.

– Тогда ладно.

Стук продолжался не менее пяти минут, но больше никто из соседей не высунулся.

«Наверное, ушли на работу», – подумала Мирослава.

И вот за дверью послышалось шарканье ног, потом отборный мат.

– Ну вот, я же говорил! – обрадовался отзывчивый сосед. – Ленька проснулся! Сейчас гром и молнии метать будет, так что я сматываю удочки. Разбирайтесь с ним сами.

– Спасибо, – поблагодарила Мирослава.

– Да не за что. Если что, обращайтесь. – И сосед скрылся за своей дверью прежде, чем распахнулась дверь сапрыкинской квартиры.

Мирослава увидела сердитого парня с помятым лицом в расстегнутой пижаме.

– Кто это тут ломится с утра пораньше? – спросил он раздраженно.

Мирослава молча толкнула его в грудь, и Сапрыкин влетел в глубь квартиры.

– Эй! Ты кто? Грабительница? А где твой пистолет? – Он заржал так громко, что позавидовал бы конь в колхозной конюшне.

– Детектив Мирослава Волгина! – Она сунула ему под нос лицензию и тотчас убрала ее.

– И че?! – захлопал он глазами.

– Гражданин Сапрыкин Леонид Сергеевич?

– Не гражданин, а господин, – поправил он, пытаясь напустить на лицо солидность.

– Топай в ванную, господин, – усмехнулась Мирослава.

– Чего это сразу в ванную? – возмутился он. – Неизвестно кто такая и откуда, и в ванную! У тебя справка от венеролога есть?

– Иди быстро, иначе у тебя скоро будет справка от травматолога.

– Да зачем мне туда идти?

– Умойся холодной водой.

– Я не могу холодной! Я нежный! Могу простудиться.

Мирославе надоело с ним пререкаться, она затолкала его в ванную комнату, наклонила голову над раковиной и открыла кран с холодной водой. Сапрыкин отфыркивался, вопил благим матом и пытался вырваться, но его организм, ослабленный постоянными ночными распитиями алкоголя и другими «нехорошими излишествами», не мог оказать достойного сопротивления натренированному детективу.

– Все! Все! Я протрезвел! – наконец выкрикнул он. – Кофе хочу!

Она отпустила его.

– Где у тебя кухня?

– Там! – указал он.

– Ну, иди первым, – усмехнулась она, – а то в твоих джунглях недолго и заблудиться.

В коридоре было несколько дверей. Не иначе как любвеобильный отец выкупил для сыночка, по крайней мере, две квартиры и соединил их в одну.

По мнению же Мирославы, таких, как Леонид Сапрыкин, нужно было отправлять на перевоспитание в трудовой лагерь, который расположен на необитаемом острове. Только в таком месте ты или все научишься делать своими руками, или пропадешь.

– Вон она, кухня, – сказал Леонид и потопал прямо.

Оказавшись на кухне, он подошел не к плите и не к шкафчику, чтобы достать кофе, а к холодильнику.

Распахнув его, он спросил:

– Пиво будешь?

– Я не пью пива.

– Это еще почему?

– Как говорил великий Кант: «Пиво – пища дурного вкуса».

– Это еще кто такой? Заместитель вещателя Онищенко?

– Нет, это философ немецкий.

– Не слыхал. Но знаю, что все немцы пиво лакают в два горла.

– Предположим, не все. Но это не важно, – она захлопнула холодильник, – вари быстро кофе. У меня к тебе есть разговор.

– Да что ты ко мне с утра прилипла как банный лист к… – но увидев ее взгляд, он поперхнулся собственной слюной. А, откашлявшись, достал турку, налил воду и поставил ее на огонь. Потом поплелся к шкафчику за кофе, бормоча себе под нос: – Вот зараза, навязалась на мою голову.

– Чего ты там лепечешь? – спросила Мирослава.

– Утреннюю молитву.

– Ну-ну, молись поскорее, а то мне недосуг с тобой прохлаждаться.

– Ясно, что не до них, – «остроумно» пошутил он, не удержавшись, – тебе же кобелей надо.

– Сапрыкин, если ты не угомонишься, я применю к тебе спецмеры.