Читать книгу "Мир миров - Павел Майка"

– И вы знаете местонахождение какого-то забытого склада?

– Что-то типа того. Семьдесят лет назад один из кораблей разведки потерпел крушение и разбился на Земле. До недавнего времени все полагали, что он полностью уничтожен. Мы планировали найти его обломки после победы, но она так и не наступила. А недавно мне в руки попали доказательства того, что груз с этого корабля мог уцелеть.

– Какая-то часть? Фрагменты корпуса?

– Вовсе нет. Товар из уцелевших контейнеров! Без сомнения, кто-то добрался до запасов корабля, но либо не знает, что у него в руках, либо абсолютно бездарно выводит это на рынок. Или же он слишком хитер. Даже если я найду только один контейнер, господин Кутшеба, прибыль с продажи его содержимого с избытком покроет затраты на мою экспедицию. А если сокровищ будет больше… Думаю, премия, которую я выплачу вам в случае успешной продажи, обеспечит ваше благосостояние до конца жизни.

– Куда конкретно мы должны отправиться?

– Дорогой господин Кутшеба, это я расскажу вам после подписания контракта.

Человек и марсианин какое-то время присматривались друг к другу. Новаковский усмехнулся. Он надеялся, что это выглядит дружески и поощрительно.

– Сто тысяч и пять процентов доли в прибыли, – резюмировал Кутшеба.

– Вы требуете целое состояние! Один процент. Или, чтобы не тратить время на пререкания, два с половиной.

– Три.

– Вы вырываете кусок хлеба у моих детей.

– У вас, у марсиан, нет детей. Вы хотите, чтобы я взялся за это дело вслепую. И, безусловно, хотите, чтобы я молчал. Я – жулик, злодей, шулер – как вы любезно заметили. Три процента гарантируют мою абсолютную преданность и ваше стопроцентное спокойствие. Мало что может быть ценнее спокойствия.

Искренний грубоватый смех Новаковский практиковал годами. Он гордился производимым впечатлением. Научился даже эффектно вытирать слезы, набегающие на глаза.

– Вы совершенно правы! – сказал он, перестав смеяться тогда, когда губы Кутшебы наконец дрогнули. – Спокойствие – самое ценное. По рукам! Поскольку мы уже стали партнерами, мой драгоценный Чус покажет вашу комнату. Вечером, перед ужином, подпишем контракт и можем приступать к работе.

* * *

Излучение охранных флюидов, окружающих форт, распространялось на все Предгорье, и даже достигало долины, где на улице, носящей имя древнего князя этих земель, расположился угловой каменный дом, обросший достроенными кое-как хозяйственными помещениями. Тут развлекались местные жители. Напрасно было надеяться увидеть здесь дам и джентльменов. Эти земли привлекали скорее представителей низших классов, которые искали работу у богатого марсианина или его компаньонов.

Время от времени приезжали сюда горемыки, тяжело больные, отчаянно верившие в чудо, или просто те, кто искал спасения у тайных энергиков и молил о помощи старых и новых богов. Попадались тут и отщепенцы, привлекавшие в Предгорье меньше внимания, чем по другую сторону Вислы. С тех пор как Новаковский поселился в форте, этот район оброс мануфактурами и заводами, ремесленническими мастерскими, а также кооперативами, основанными чаще всего бывшими работниками марсианина. Инопланетянин в Предгорье делал ставку на развитие технологий, привлекал инженеров и исследователей с открытыми умами, которые не брезговали работой. На Новаковского трудились представители многих рас. Некоторые были вынуждены носить браслеты или перстни, защищающие чувствительные механизмы от их сверхъестественного влияния, но никто не жаловался.

Самые бедные селились в рабочих домах, построенных марсианином, либо снимали дешевые комнаты в старых австрийских кирпичных постройках. Инженеры и руководящие кадры селились вместе в отдельных районах. Они жили на виллах, в маленьких дворцах, построенных вдоль самой элегантной улицы, что вела к форту, или в отремонтированных каменных домах, окружающих Предгорский рынок.

Кутшеба не нуждался в таких, как они.

Он заказал рюмку сливовицы, оперся о барную стойку и изучал присутствующих. В углу зала пятеро мужчин играли в карты, не обращая внимания на окружавших их болельщиков. Слева от них великан, чей лысый череп блестел в свете керосиновых ламп, безуспешно пытался соблазнить скучающую молодую цыганку, декламируя ей стихи с корявыми потешными рифмами. Девушка тасовала карты, раскладывая их перед собой, потом разглядывала их, вздыхала, собирала и снова тасовала. Она даже не смотрела на великана, который прерывался исключительно для того, чтобы глотнуть пива или заказать новую порцию. Он не дождался даже улыбки своей избранницы, но выглядел спокойным.

Его тень привлекла внимание Кутшебы, было в ней что-то неестественное. Может, над великаном нависало проклятие? Если так, это может быть интересно, ведь проклятие можно использовать. Как и все остальное, это была просто форма энергии.

Как и Она. Ну, почти.

Кутшеба заметил Ее незадолго до того, как больничные врачи, наконец, решили, что он уже в состоянии выдержать известие, принесенное железнодорожным служащим. Невысокий толстый мужчина с быстрыми, бегающими глазами и подозрительно хмурой физиономией стоял над кроватью пациента, он откашлялся и без лишних слов объявил, что ему очень жаль, но жена и двое детей Кутшебы не выжили в катастрофе.

Надолго ли потерял он тогда сознание или только на мгновение? кричал ли? ругался ли? или ему это только казалось?

Когда он открыл глаза, тот же самый толстый железнодорожник с тем же самым озабоченным выражением лица сидел возле его кровати. С противоположной стороны стояла медсестра, госпожа Аня. Ее печаль показалась Кутшебе искренней. Сейчас он понял, почему она избегала его взгляда, почему так быстро замолкала или убегала по коридору.

– Извините, ради бога, – у железнодорожного служащего был смешной писклявый голос, – но я должен спросить, что вы помните об этом инциденте. Мы пытаемся выяснить его причины. Показания свидетелей могут нам помочь.

Аня выглядела возмущенной. Кутшеба отвернулся от нее и посмотрел на толстяка. Он недооценил его тогда, принял за обычного немного туповатого чиновника.

– Я пошел в вагон-ресторан. Маргарита с детьми должны были ко мне присоединиться… – он замолчал. – Не помню ничего необычного, – соврал он.

Тогда он увидел Ее впервые. Еще не четко, как призрак. Она стояла за толстяком. Кутшебе казалось, что она печально улыбнулась, прежде чем ее фигура поблекла и рассеялась.

Во второй раз он заметил Ее дома за день до похорон. Он сидел за столом, поставив напротив бутылку водки, и удивлялся, что ему даже не хочется напиться. Потянулся к рюмке, но сразу же отставил ее. Не хотел пить только потому, что так должен вести себя вдовец в состоянии отчаяния. Он никогда не напивался ни с горя, ни с радости. К тому же он не привык пить в одиночку. Только в обществе друзей и знакомых он позволял себе немного больше. На свадьбах, на праздниках, посвященных местным богам, на днях рождения он пил для забавы, для компании, потому что так положено. Но чтобы заливать горе – никогда.