Читать книгу "Генерал Власов - Свен Штеенберг"

Гиммлер наградил Каминского Железным крестом 1-го класса и возвел в звание полковника СС.[194] Соединение переименовали в 29-ю (русскую) дивизию войск СС «РОНА». Однако лишь небольшая часть личного состава получила новую форму. (Те же, которым ее выдали, немедленно сняли немецкие знаки различия и заменили их нашивками РОНА.) Когда летом 1944 г. пришлось в свою очередь оставить и Лепель, многие семьи отказались идти дальше с немцами. Но даже при этом на запад отступало пятнадцать тысяч солдат и около двадцати тысяч гражданских лиц. План перевезти гражданских в Венгрию рухнул, и бригада осталась в Верхней Силезии.

Каминский получил приказ принять участие в подавлении немцами Варшавского восстания. Поначалу он отказался, объяснив, — как прежде Готтбергу, когда отказался воевать с польскими партизанами, — что борется с большевизмом, а не с поляками.[195] Готтберга ему удалось убедить, но на сей раз пришлось сдаться, когда Гиммлер прислал поразительно вежливую телеграмму: «Ожидаю Вашей помощи в этом деле». Чтобы не разлучать семьи, Каминский набрал холостяков, в основном молодых людей, и отправил на задание полк численностью 1700 человек под началом майора Фролова. Поскольку на них все еще была советская форма, всем выдали желтые нарукавные повязки. Личный состав получил особое право заниматься грабежом, так как по распоряжению Гитлера Варшаву предстояло стереть с лица земли.

Полк действовал в Варшаве с 5 по 26 августа 1944 г. Роскошь жилищ местных жителей фешенебельного района Охота поразила молодых солдат, в прошлом крестьян, которые с толком распорядились правом брать добычу. Сам Каминский провел в Варшаве десять дней и попытался наложить руку на часть «трофеев», главным образом ювелирных украшений, потребовав их для своих людей. Это его и погубило. Полк вывели из боевых действий, а Каминский после яростной перебранки с обергруппенфюрером СС Бах-Зелевским был арестован в Лодзи. Затем его судили судом трибунала СС, наскоро вынесли приговор и расстреляли.

Казнь проводилась как тайное государственное дело и была скрыта ото всех. Никто не посмел сообщить о ней в бригаде. Даже наоборот — сказали, что Каминского будто бы застрелили польские партизаны на обратном пути в Венгрию. Поскольку офицеров Каминского подобное объяснение не удовлетворило, они пожелали увидеть место нападения, тогда его машину загнали в кювет при дороге, изрешетили пулями и вымазали гусиной кровью. Требование офицеров Каминского о том, чтобы им позволили провести карательную акцию против населения с целью получить тело своего командира, немцы отвергли. Бах-Зелевский выразил офицерам свои соболезнования, а затем гражданские лица — члены семей личного состава — и большинство женатых бойцов были отправлены на работу на фермы Померании. Около пяти тысяч солдат бригады записались в 1-ю дивизию армии Власова.[196]

Штаб 1-й дивизии прибыл в Мюнзинген 12 ноября. По рекомендации Кёстринга, Власов произвел в генерал-майоры полковника Сергея Кузьмича Буняченко и назначил его командиром. Буняченко — сорока с небольшим лет крестьянский сын с Украины, член коммунистической партии с 1919 г. — быстро продвигался по службе в советской армии. В 1939 г. он стал командиром Дальневосточной дивизии во Владивостоке, а последняя должность его была в штабе Тимошенко. Он перебежал к немцам в начале войны и принял под командование добровольческую часть, которая действовала сначала на Восточном фронте, а потом во Франции.[197] Буняченко — человек огромной силы воли, прямой, вспыльчивый, иногда грубый, но весьма сведущий в своем ремесле — был непоколебимым врагом как сталинского режима, так и национал-социализма. Начальником штаба у него служил подполковник Николаев — в прошлом офицер Генерального штаба Красной Армии[198] — очень способный, умный и гибкий человек, который искал компромисса там, где Буняченко просто взрывался.

Большинство офицеров дивизии поступили в нее из Дабендорфа, в котором давно уже составлялись списки с именами подходящих командиров из всех русских частей. Подполковники Архипов, Артемьев, Александров и Жуковский приняли командование полками. Мнения в отношении назначения командира разведывательного дивизиона — майора Костенко, бывшего офицера Каминского — разошлись: Герре считал его недостаточно квалифицированным, но Буняченко настаивал на его кандидатуре. Герре как-то не привык к тому, что русские могут нести полную ответственность за РОА. Вынужденные в течение стольких лет ходить на поклон к немецким властям, русские теперь находили удовлетворение в том, чтобы игнорировать их возражения.

В последующие недели Буняченко показал себя стоящим командиром. Он ввел в своих наспех собранных частях строгую дисциплину, и личный состав ответил ему пониманием и готовностью следовать за ним. Буняченко осыпал Герре упреками, если вовремя не поступало снаряжение или вооружение, — он подозревал, что затяжки и проволочки не случайны, а намеренны, что немцы не доверяют ему и в действительности стремятся помешать формированию РОА.

Герре же работал до изнеможения, чтобы преодолеть все препятствия. Он не верил своим глазам, когда в начале февраля дивизия вдруг стала реальностью, более того, в соседнем Хойберге «поспевала» 2-я дивизия. Ее командиром был назначен полковник Г. А. Зверев, получивший повышение в звании до генерал-майора.

Зверев, сын рабочего, показал себя способным офицером и сумел во время финской войны дослужиться до командира дивизии.[199] В начале Восточной кампании его дивизия была разгромлена, а сам он ранен. Переодетый в гражданское, он сумел пробраться обратно в расположение частей Красной Армии, где и… был взят под стражу по подозрению в шпионаже. После нескольких месяцев допросов, разжалованного в майоры, его направили в Среднюю Азию. Только в 1942 г. он вновь вернулся на фронт командиром дивизии.