Читать книгу "Лесные солдаты. Партизанская война на Северо-Западе СССР. 1941-1944 - Владимир Спириденков"

С И апреля по 4 мая 1944 года проводилась мощная карательная экспедиция «Праздник весны» («Фрюлингфест») против партизанских формирований и населения Ушачско-Лепельской партизанской зоны. Она захватила Идрицкий и Себежский районы. Боевые действия в рамках общей карательной экспедиции «Фрюлингфест» здесь получили наименование «Пасхальная чистка». В этих карательных операциях были задействованы в составе группы Ф. Еккельна 15-я латышская дивизия СС, 2-й и 3-й латышские полицейские полки и 5-й латышский пограничный полк. В июне-июле 1944 года эти части действовали против партизан и наступавших частей Красной армии на границе с Латвией, в том числе и на Себежском направлении.

К лету 1944 года численность латышских полицейских, пограничных, вспомогательных, строительных частей и СД составляла 54504 человека. Еще 32418 человек служили в войсках СС, 628-м авиационном легионе, 10584 в рабочей службе Германии, 12159 в немецких частях в качестве «хиви». В августе 1944 года остатки разгромленных и деморализованных латышских формирований были выведены в глубину территории Латвии и расформированы. Оставшийся личный состав полков был передан в 15-ю и 19-ю латышские дивизии СС и другие части вермахта. По рассказам бывших партизан и местных жителей, плененные эсэсовцы этих дивизий, которые собрались для переформирования возле озера Белого, были перевешаны партизанами на деревьях вдоль железной дороги на станции Идрица. За что их так?

В 1956 году эмигрантский журнал «Часовой» опубликовал статью «Не смею молчать» бывшего офицера по особым поручениям штаба РОА латыша поручика В. Балтиньша о преступлениях латышских вояк в бывшей Витебской области. Здесь стоит оговориться о том, что в состав Витебской области до 30-х годов входили территории Идрицкого, Себежского, Невельского и Пустошкинского районов. Но так как к тому периоду, который описывается Балтиньшем, практически вся территория Невельского и Пустошкинского районов была освобождена Красной армией, то, по всей вероятности, описываемые им события происходили в Идрицком, Себежском или в северной части Освейского или Россонского районов Белоруссии.

В. Балтиньш писал: «В 1943 году началась постепенная мобилизация латышей для пополнения значительно поредевших добровольных латышских частей. Главой латвийского „ЭсЭс“ немцами был поставлен генерал Бангерскис. В конце 1943 года я был командирован одним латвийским учреждением в Россию в бывшую Витебскую губернию.

Многое видел я сам, многое узнал со слов жителей деревень Князево (Красное), Барсуки, Розалино и др. Когда немецкие части, занимавшие эти деревни и вполне терпимо относившиеся к населению, ушли, им на смену пришли части латвийского „ЭсЭс“. И сразу начался страшный, беспричинный террор. Жители были вынуждены по ночам разбегаться по лесам и скрываться в них, как дикие звери. В 1944 году я приехал в деревню Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат расположились латышские эсэсовцы. В день моего приезда их должна была сменить вновь прибывшая немецкая часть, но мне все-таки удалось поговорить по-латышски с несколькими эсэсовцами. Я спросил одного из них: „Почему вокруг деревни лежат непогребенные трупы женщин, стариков и детей — сотни трупов?“ Сильный трупный запах носился в воздухе. „Мы убили их, чтобы как можно больше уничтожить русских“. После этого он подвел меня к сгоревшей хате. Там лежало так же несколько обгорелых тел, полузасыпанных соломой и пеплом. „А этих, — сказал он, — мы сожгли живьем…“ Когда эта латышская часть уходила, она взяла с собой в качестве наложниц несколько русских женщин. Последним вменялось в обязанности также стирать белье солдатам, топить бани, чистить помещения и т. п.

После ухода этой части я, с помощью нескольких человек, разрыл солому и пепел в сгоревшей хате и извлек оттуда полуобгорелые трупы. Их было семь, все были женскими, и у всех к ноге была привязана проволока, прибитая другим концом к косяку двери. Сколько же мук перенесли несчастные, прежде чем они умерли! Мы сняли проволоку с окоченевших обгорелых ног, вырыли семь могил и похоронили несчастных, прочитав „Отче наш“ и пропев „Вечную память“. Немецкий лейтенант пошел нам навстречу. Он достал гвозди, доски, отрядил в помощь нам несколько солдат, и мы, соорудив семь православных крестов, водрузили их над могилами, написав на каждом: „Неизвестная русская женщина, заживо сожженная врагами русского народа латвийскими эсэсовцами“. На следующий день мы перешли маленькую речку и нашли вблизи нее несколько уцелевших деревянных хат и жителей. При виде нас последние испугались, но нам удалось быстро успокоить их. Мы показали им семь свежих крестов и рассказали о том, что видели и сделали. Крестьяне горько рыдали и рассказали о том, что им пришлось пережить за время пребывания здесь латышских эсэсовцев.

В мае месяце в районе деревни Кобыльники в одной из ложбин я видел около трех тысяч тел расстрелянных крестьян, преимущественно женщин и детей. Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались люди, говорившие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве — латышские эсэсовцы. Не помню названия деревни, в которой внимание нас привлекла туча мух, кружившихся над деревянной бочкой. Заглянув в бочку, я увидел в ней отрезанные мужские головы. Некоторые были с усами и бородой. Вокруг деревни мы нашли немало трупов расстрелянных крестьянок. После разговора с уцелевшими жителями у нас не осталось сомнений в том, что и здесь также оперировали латышские эсэсовцы, показавшие свое „мужество и неустрашимость“ в расправах над беззащитным населением. Все остальное, творимое ими, кажется ничтожным по сравнению с той страшной бочкой и заживо сожженными в хате женщинами.

На такие же факты пришлось натолкнуться и в Псковской губернии. Неудивительно, что все мужское население уходило в леса в партизаны, чтобы оказывать хотя бы тайное сопротивление подобным отрядам, не будучи в силах справиться с ними другим путем».

Отметились своими зверствами в Идрицком и Себежском районах и эстонские полицейские формирования. Они начали создаваться осенью 1941 года, а в январе 1942 года в Эстонии была объявлена мобилизация молодежи в возрасте от 18 до 25 лет. Призывники должны были отвечать всем требованиям службы в войсках СС. Эти формирования придавались специальным частям полиции и СС для борьбы с партизанами. 37, 29, 33, 288-й эстонские шумабатальоны в разное время придавались камфгруппе (боевой группе) Ф. Еккельна для проведения карательных акций. В феврале 1943 года 288-й эстонский полицейский батальон, сразу же по завершении его формирования, был брошен на территорию Белоруссии для борьбы с партизанами и после месяца самостоятельных действий передан в состав боевой группы Ф. Еккельна.

После этого он принял активное участие в карательных акциях у латвийской границы против партизан Россонской партизанской зоны, в которую входили Идрицкий и Себежский районы. В октябре-декабре 1943 года вместе с латышскими полицейскими батальонами эстонские каратели приняли активное участие в расстрелах, грабежах и уничтожении деревень в Белоруссии, Идрицком и Себежском районах, в отправке населения на принудительные работы в Германию. Карательные налеты 3-й эстонской бригады СС на населенные пункты партизанской зоны продолжались до конца декабря 1943 года. Эстонские каратели, проводя акции по уничтожению населения партизанской зоны, поступали подло, представляясь финнами. В феврале-марте 1944 года 286-й полицейский батальон майора Мартинсена, сформированный из мобилизованных чинов полиции в мае 1943 года, вел бои с наступавшими частями Красной армии на фронте, проходившем в то время по южным границам Идрицкого района, и практически полностью был разгромлен, а его остатки в марте 1944 года выведены в Латвию, где батальон был расформирован.