Читать книгу "Сумерки Российской империи - Дмитрий Лысков"

"Антипатриотизм", антигосударственническая позиция и желание большевиков "в угоду иностранной теории поставить над Россией эксперимент" неизбежно требуют антагонистических сил, желавших сохранения российской государственности. Принципиальным для понимания проблемы является вопрос: в каком виде? Ультраправые, националистические, монархические силы были устранены с политической арены с крахом монархии и отречением императора. Произошло это за несколько месяцев до возникновения интересующего нас идеологического спора. Речь идет о сохранении «государственности» Временного правительства? Или, может быть, о сохранении «государственности» Советов?

В условиях острого кризиса, сложившегося двоевластия, требовалось именно создавать власть, брать власть в свои руки, а не «сохранять» ее. Сохранять было нечего, в разговорах о «сохранении» совершается подмена понятий, восходящая к утверждениям о «большевиках, которые свергли царя», «большевиках, разваливших Россию», «разложивших армию» и т.д. – то есть к формированию чисто пропагандистского образа большевиков, ответственных за все несчастья Российской империи начиная с Русско-японской войны или даже ранее.

Рассмотрим вопрос шире. Являлся ли интернационализм большевиков для начала XX века из ряда вон выходящим явлением? Основными действующими силами российской политики 1917 года являлись: эсеры – самая сильная партия, пользующаяся поддержкой значительной массы крестьянства; большевики, стремительно набиравшие вес от февраля к октябрю; входившие в состав как Советов так и Временного правительства меньшевики; наконец, либералы – кадеты. Была ли среди них хоть одна партия, стоявшая на «исконно русской» платформе, не желавшая «поставить над страной эксперимент» в угоду своим теориям?

Внедрение в России западного либерализма – программа кадетской партии. Говорить о ее «национализме» не менее абсурдно, чем говорить о национализме и патриотизме современных либералов-рыночников. Это принципиально космополитическая сила, стремящаяся, в идеале, к глобализации капитализма и повсеместному распространению стандартных «демократических свобод».

Между кадетами и большевиками находились марксисты-меньшевики, полагавшие построение полноценного капитализма в России необходимым этапом на пути к осуществлению мировой пролетарской революции. Здесь они полностью смыкались с кадетами, являясь проводниками все того же западничества.

Кредо большевиков (и меньшевиков) выражено в программе Социал-демократической рабочей партии: «Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным. Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран» [225].

Единственной партией, потенциально претендующей на роль национальной, остается наследница народников ПСР, с ее широкой опорой на крестьянство. Однако в программе Партии социалистов-революционеров (эсеров) читаем: «Партия социалистов-революционеров в России рассматривает свое дело как органическую составную часть всемирной борьбы труда против эксплуатации человеческой личности, против стеснительных для ее развития общественных форм, и ведет его в духе общих интересов этой борьбы, в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности» [226].

Из национального здесь – лишь упоминание о соответствии формы борьбы «конкретным условиям русской действительности». Вообще любая борьба должна соответствовать конкретным условиям действительности, так что обманываться этой фразой не стоит. Особенно учитывая куда более радикальные взгляды эсеров по сравнению даже с ранними большевиками – национализация земли и средств производства c введением плановой организации труда.

Принципиальные различия политических партий, их разделение на «патриотические» и «антипатриотические» проявилось лишь с началом Первой мировой войны. По отношению к ней политические силы разделились на «оборонцев», «центристов», «интернационалистов» и «пораженцев». Конституционные демократы выступили в поддержку действий царских властей, впоследствии они высказались за ведение войны до победного конца, заслужив звание "патриотов".

Партия эсеров раскололась по всем направлениям – здесь присутствовали и «оборонцы», полагавшие Германию главным виновником войны, а действия Англии, Франции и России оправданными, и «пораженцы», открыто заявлявшие о буржуазной природе войны и желавшие поражения своей буржуазии. Аналогичный раскол пережили с началом войны меньшевики. Центристы призывали к демократическому миру без аннексий и контрибуций, левое крыло меньшевиков выступало с позиций «интернационализма», требуя всеобщего демократического мира и выдвигая лозунг «Ни побед, ни поражений». Часть присоединилась к большевикам.

Наконец, большевики консолидировано выступали с позиции «пораженчества», с лозунгом поражения в войне своего правительства, превращения, как принято сейчас выражаться, "войны империалистической в войну гражданскую" (позже мы увидим, что эта цитата неточна ровно настолько, чтобы полностью исказить ее смысл). По сей день этот момент является главным в обвинениях большевиков в «антипатриотизме», презрении государственных интересов, предательстве и разрушении России.

Что же заставило Ленина и других социалистов принять столь очевидно непопулярное решение? Этот вопрос в последние десятилетия крайне мифологизирован и подается, преимущественно, с точки зрения чистой пропаганды - большевистский космополитизм, немецкое золото, работа на германский Генштаб.

Между тем подобная позиция социал-демократических партий всей Европы была согласована еще в 1912 году, на конгрессе 2-го Интернационала в Базеле (так называемый "Базельский манифест"), когда в условиях очередного кризиса на Балканах и в обстановке явно надвигающейся мировой войны была принята общая резолюция: вести беспощадную борьбу с войной и ее виновниками - господствующими классами капиталистических государств.

В свою очередь Базельский манифест наследовал положениям резолюции Штутгартского конгресса 2-го Интернационала, состоявшегося еще в 1907 году. В Штутгарте европейские (в том числе и русские) социалисты постановили, что в случае начала войны центральных держав произойдет "экономический и политический кризис", который надо использовать для "ускорения падения господства капитала". Предположить, что германский Генштаб с 1907 года готовил таким образом "пятую колонну" в России, было бы чистой фантастикой.

В.И.Ленин развивает и аргументирует положения Базельского манифеста в работе 1914 года "Война и российская социал-демократия" [227]. В ней лидер большевиков дает характеристику начавшемуся военному конфликту и определяет тактику своей партии. Отметим, что к началу Первой мировой войны все вовлеченные в нее государства рассматривали конфликт как скоротечный (не более 6 месяцев), а сама партия большевиков существовала в глубоком подполье после полного разгрома. Проследить здесь руку германского Генштаба, совершающего активные действия в России по активизации своих "сил влияния" не просто.