Читать книгу "Все в твоей голове - Сюзанна О'Салливан"

Пьер Жане верил, что истерия – это результат диссоциации сознания и бессознательного. К расколу приводит психологическая травма, которая разрушает сознание психически нестабильного человека. Таким образом, он считал пациента-истерика нездоровым изначально.

Фрейд соглашался с концепцией диссоциации, однако невротическую предрасположенность к болезни отрицал. В отличие от Жане, он подчеркивал высокий интеллект своих пациенток (как он писал, «истерия в наиболее тяжелой форме совместима с богатейшей и оригинальнейшей одаренностью»). Истерию, по его мнению, мог спровоцировать недостаток интеллектуальной стимуляции, поскольку современное общество не позволяло женщине развиваться. Иными словами, Фрейд придерживался совершенно иной точки зрения, нежели Жане.

Впрочем, причину болезни он видел не только в социальных ограничениях, но и в подавленных воспоминаниях о раннем сексуальном насилии. Убеждение Фрейда основывалось на информации, которую он выведал у пациенток под гипнозом. Позднее он изменил мнение, поскольку было доказано, что гипноз (равно как и эксперименты с амитал-натрием) способен вызвать ложные воспоминания. Однако до этого времени он успел, к радости злопыхателей, опубликовать ряд статей, посвященных «теории соблазнения», где доказывал, что раннее насилие приводит к развитию инфантильной сексуальности. В дальнейшем на смену «теории соблазнения» пришла теория «Эдипова комплекса».

Таким образом, предрасположенность к истерии может быть наследственной, врожденной либо приобретенной в результате травмы. Этой точки зрения врачи придерживаются и сегодня, поскольку доказано, что некоторые люди более восприимчивы к психосоматическим нарушениям. Факторы, влияющие на развитие болезни, могут быть самими разными, но когда речь заходит о конверсионных расстройствах (самых тяжелых формах психосоматических заболеваний), наибольшее значение придается именно жестокому обращению в детстве.

Большинство неврологов полагает, что каждый пациент, у которого диагностировано конверсионное расстройство (в частности, диссоциативные судороги), в детстве был жертвой сексуального насилия. Это мнение верно лишь отчасти. В самом деле процент пострадавших от насилия среди больных выше, чем в общей статистике (поэтому можно делать определенный вывод о взаимосвязи), но составляет он всего лишь тридцать процентов. А значит, врач, подходящий с этой меркой к своим пациентам, ошибется в семи случаях из десяти!

Взаимосвязь между детскими травмами и предрасположенностью к психосоматическим расстройствам очень тонка. Насилие не всегда бывает физическим. К развитию симптомов может привести эмоциональное пренебрежение нуждами ребенка или отсутствие родительской любви. Однако выявить этот фактор – например, застарелую обиду на отца – спустя годы практически невозможно.

Многие врачи считают, что пациенты с конверсионными и соматическими расстройствами обладают определенным складом личности. Если мы будем учитывать этот фактор, значит, придется воспринимать тип личности как болезнь, всех людей, соответствующих этому типу, надо объявить больными, а всех несоответствующих – оставить без диагноза.

Впрочем, концепция психосоматической личности также не лишена основания. Есть данные, что люди, страдающие тревожными расстройствами (которые выражаются в необоснованном чувстве волнения, вины или гнева), более склонны к проявлению психосоматических симптомов. То же самое можно сказать о тех, кто чрезмерно зависит от чужого мнения или считает себя социально неполноценным. Такие пациенты составляют пятьдесят процентов от общего числа больных с психосоматическими расстройствами (то есть всего-навсего половину). Следовательно, если вы обладаете нужным складом личности и у вас в анамнезе детская душевная травма, шансы на развитие психосоматического заболевания возрастают, хотя не обязательно, что вас неизбежно ждет эта участь.

В некоторой степени под угрозой находимся все мы. У каждого из нас есть определенный эмоциональный порог, за которым ждет психосоматическое расстройство. Прошлое лишь помогает определить его и выяснить, что именно заставляет нас реагировать на стресс тем или иным способом.

У любого психосоматического заболевания есть своя отправная точка; с этим были согласны и Шарко, и Фрейд, и Жане. В качестве своеобразного пускового механизма прежде всего выступает то, что считается стрессом по любым меркам. Например, потеря близкого человека, особенно если она стала результатом трагедии или сопровождается глубоким чувством вины. Или сексуальное и физическое насилие – оно тоже часто становится предвестником болезни.

Однако многие события в нашей жизни не так-то легко разложить на позитивные и негативные, поэтому врачу не всегда удается найти в прошлом пациента тот самый стрессогенный фактор. Например, рождение ребенка – большая радость для влюбленной пары, мечтающей о большой семье, и испытание для одинокой выпускницы колледжа без особых перспектив трудоустройства. Сокращение рабочего штата для двадцатипятилетнего банкира из Лондона – это повод сменить работу и попробовать себя в новом деле, а для пятидесятилетнего рабочего из маленького городка – фактически приговор. Более того, еще сложнее определить стрессогенный фактор, если сам человек его таковым не считает; хотя переезд в новый дом, эмиграция или повышение по службе тоже может стать поводом для стресса.

Отрицание стресса вообще присуще конверсионным расстройствам. Пациент может и не подозревать о своих негативных эмоциях, если те сразу трансформируются в физические симптомы. В попытке выявить эту взаимосвязь несколько ученых провели исследование: они опрашивали две группы пациентов, у одних были диагностированы психосоматические заболевания, у других – органические. Ученые не просили назвать возможный стрессогенный фактор, а просто фиксировали все недавние изменения в жизни обследуемых (рождение детей, смерть родственников, переезд, смена места работы, кражи, встречи с давними обидчиками, финансовые проблемы, разводы и так далее), вне зависимости от того, как пациенты относились к этим событиям.

В своей практике я также постоянно ищу отправную точку болезни. Иногда это получается сразу, тогда пациенту легче смириться с диагнозом и можно приступать к лечению. Однако гораздо чаще выявить конкретное событие не удается. Стресс может быть хроническим, вызванным давним разладом в супружеских отношениях или плохими условиями жизни. Или таких стрессогенных факторов, незначительных на первый взгляд, может быть несколько: проблемы в личной жизни накладываются на недовольство работой, финансовые трудности сочетаются с тревогой из-за оценок ребенка в школе. Несколько мелких забот в сумме дают постоянное волнение.

Воспринимать психосоматические расстройства как одну болезнь с единственно возможной причиной неправильно. Ситуация та же, что и с эпилепсией. Эпилепсия – это целая группа заболеваний, объединенных симптоматикой, у каждого из которых своя методика лечения и свой прогноз. Ребенка с врожденной эпилепсией нельзя сравнивать со стариком, у которого болезнь развилась в результате травмы головы. Нет двух одинаковых пациентов, причины и симптомы могут быть похожи, но все люди разные.

Пока истина в том, что у одних конверсионных расстройств (например, диссоциативных судорог) удается выявить первоисточник, у других же это невозможно. Иногда они возникают из-за гипертрофированного внимания к собственному здоровью или стремления привлечь к себе внимание. В таком случае болезнь вызвана не психологической травмой, а манерой поведения.