Читать книгу "Самые богатые люди Древнего мира - Геннадий Левицкий"

Отправленные вперед лазутчики донесли, «что местность совершенно безлюдная, но замечены следы множества лошадей, как бы совершивших поворот и уходящих от преследования». Тут плебеи, еще недавно дрожавшие от рассказов собратьев, решили, что враг струсил; все они, возжаждав парфянского золота, желали теперь идти дальше.

Красс не спешил, он подозревал подвох, и подогретый алчностью энтузиазм легионеров на него не подействовал. Однако все в этой войне было против него.

«Пока Красс все это обдумывал и взвешивал, — повествует Плутарх, — явился вождь арабского племени по имени Абгар, человек лукавый и коварный, ставший для Красса и его войска самым большим и решающим злом из всех, какие судьба соединяла для погибели». Араб сказал именно то, что хотели услышать легионеры Красса: «он выразил восхищение мощью Красса, но вместе с тем порицал его за медлительность, за то, что он чего-то ждет и все готовится, как будто ему нужно оружие, а не проворность рук и ног для борьбы против людей, которые давно только о том и помышляют, как бы, забрав наиболее ценные вещи и тех, кто им дорог, умчаться к скифам и гирканам».

Абгар внушал доверие к своей особе тем, что в предыдущую восточную кампанию он воевал на стороне Помпея, и многие легионеры узнали «преданного» араба. Поверил ему и Красс.

Римляне оставили район Евфрата — место, где они могли получать продовольствие и находить защиту от любой опасности, — и отправились вслед за парфянами. Абгар, любезно согласившийся стать проводником, «вел римлян по равнине — дорогой, сначала удобной и легкой, а затем крайне тяжелой: на пути лежали глубокие пески, и трудно было идти по безлесным и безводным равнинам, уходившим из глаз в беспредельную даль. Воины не только изнемогали от жажды и трудностей пути, но и впадали в уныние от безотрадных картин: они не видели ни куста, ни ручья, ни горного склона, ни зеленеющих трав — их взорам представлялись морю подобные волны песков, окружавшие войско со всех сторон».

Абгар в один, далеко не прекрасный для римлян, день, исчез. Он выполнил свою задачу, превратив войско Красса в измученную толпу. На необъятной равнине хваленые римские легионы стали легкой добычей для парфянской конницы.

Парфяне

Враг не заставил себя ждать. Из посланной разведки вернулось всего несколько человек; остальные были перебиты неприятелем.

Красс оценил свое положение: отступать было некуда, оставаться на незащищенной местности — тоже безумие, и он принял решение идти на врага. Римлянам повезло: после нескольких дней пути по безводной равнине они дошли до небольшой речки и утолили жажду. За рекой стоял враг, «который, против ожидания, не показался римлянам ни многочисленным, ни грозным». Парфян действительно было немного — примерно десять тысяч против сорокатысячного войска Красса.

Первой в атаку пошла тяжелая конница — катафрактарии. Живой клин, подобный пламени, летел на римлян — всадники в шлемах и латах из ослепительно сверкавшей маргианской стали, их кони были в начищенных медных и железных чешуйчатых латах.

Следуя своей тактике, парфяне надеялись разорвать римский строй. Но, оценив в коротком бою глубину строя, стойкость и дисциплинированность воинов, сверкающая металлом змея разделилась надвое и поползла вдоль римских флангов.

«Красс приказал легковооруженным броситься на неприятеля, — описывает дальнейший ход битвы Плутарх, — но не успели они пробежать и нескольких шагов, как были встречены тучей стрел; они отступили назад, в ряды тяжелой пехоты, и положили начало беспорядку и смятению в войске, видевшем, с какой скоростью и силой летят парфянские стрелы, ломая оружие и пронзая все защитные покровы — и жесткие и мягкие — одинаково. А парфяне, разомкнувшись, начали издали со всех сторон пускать стрелы, почти не целясь (римляне стояли так скученно и тесно, что и умышленно трудно было промахнуться), круто сгибая свои тугие большие луки и тем придавая стреле огромную силу удара. Уже тогда положение римлян становилось бедственным: оставаясь в строю, они получали рану за раной, а пытаясь перейти в наступление, были бессильны уравнять условия боя, так как парфяне убегали, не прекращая пускать стрелы. В этом они после скифов искуснее всех».

Античные историки Юстин и Страбон утверждают, что парфяне произошли от скифских изгнанников; судя по блестящему владению луком, эта теория имеет право на жизнь.

Воинственные потомки Ромула презирали лучников, пращников и копьеносцев, привыкших разить издалека. В эти подразделения шли служить самые бедные римляне, представители союзных народов или наемники. Так, например, пращников на протяжении нескольких веков набирали на Балеарских островах, стрелков — на острове Крит. Их обязанностью было разозлить нерешительного противника и начать битву.

Не пользовалась уважением и конница, основная задача которой состояла в преследовании обращенного в бегство противника. В последнее время ее набирали среди народов покоренной Галлии, а также среди бедных римлян, получавших коня и оружие за государственный счет.

Исход боя полностью зависел от непоколебимого строя легионов.

Легионеры привыкли биться с противником лицом к лицу, ощущая его дыхание, чувствуя запах пота. От народа, презиравшего смерть, бежали войска, во много раз превосходившие его численностью. Несметные войска талантливого полководца, царя Понта — Митридата, пали под римскими мечами. Стотысячные армии обращались в бегство, едва столкнувшись с первыми рядами римских легионов. Они бежали, как им казалось, от римского безумия, от римской постоянной готовности отдать жизнь без лишних раздумий. И получалось наоборот — погибали дорожившие жизнью враги, а презиравшие смерть римляне побеждали малой кровью.

Но увы! В Месопотамии воины Красса впервые увидели и оценили настоящих виртуозов-лучников. Большинству это знакомство будет стоить жизни.

У безнаказанно избиваемых римлян теплилась надежда, что у врагов иссякнет запас стрел, но тут они с ужасом заметили, что рядом с полем битвы стоит множество верблюдов, навьюченных стрелами. Не бой, а уничтожение римлян грозило тянуться бесконечно.

Тогда Красс приказал сыну Публию идти в атаку с наиболее боеспособными частями. Парфяне не выдержали напора и обратились в бегство. Публий со своими силами оторвался от легионов и принялся преследовать врага. Несчастный не знал, что бегство для парфян было одним из способов победы.

Когда римский отряд прилично удалился от основных сил, парфяне выстроили на его пути броненосных всадников, а легкая конница принялась обходить со всех сторон остановившихся римлян. Трагизм ситуации блестяще изображен Плутархом:

«Взрывая копытами равнину, парфянские кони подняли такое огромное облако песчаной пыли, что римляне не могли ни ясно видеть, ни свободно говорить. Стиснутые на небольшом пространстве, они сталкивались друг с другом и, поражаемые врагами, умирали не легкою и не скорою смертью, но корчились от нестерпимой боли и, катаясь с вонзившимися в тело стрелами по земле, обламывали их в самих ранах, пытаясь же вытащить зубчатые острия, проникшие сквозь жилы и вены, рвали и терзали самих себя. Так умирали многие, но и остальные не были в состоянии защититься. И когда Публий призывал их ударить на броненосных конников, они показывали ему свои руки, приколотые к щитам, и ноги, насквозь пробитые и пригвожденные к земле, так что они не были способны ни к бегству, ни к защите».