Читать книгу "Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя - Шэннон Леони Фаулер"

Я ожидала, что список американских городов продолжится, но его голос затих сразу после названия столицы. Он с ожиданием воззрился на меня, моргая, и потянул себя за кончик черного уса.

Женщина, которая привела меня в этот магазин-кафе-пансион, расхаживала по другую сторону входной двери, что-то шепча себе под нос. Если она не могла подобрать нужного слова, то начинала хаотично жестикулировать, задействовав все тело и заполняя все пространство крыльца. Временами ее голос становился громче. Тогда она хлопала себя ладонью по губам и бросала в нашу сторону ошеломленный взгляд. Мужчины за столиком, похоже, ничего не замечали.

Я отказалась от мысли о горячей воде. Используя смесь английского, французского, испанского и языка знаков, мы сумели договориться о комнате. Спускаясь по тускло освещенной лестнице, я слышала, как мужчина вышел из магазина к женщине на крыльце.

Тем же вечером я пошла ужинать в расположенный неподалеку ресторан «Рагуза Таверна» с видом на темную площадь. За деревянными столами было много иностранных бизнесменов и дипломатов в костюмах. В ресторане не оказалось первого заказанного мною блюда, поэтому я указала на зеляницу в меню и стала ждать, что мне принесут. Это оказалась толстая слоеная выпечка, фаршированная масляным шпинатом и солоноватым рассыпчатым сыром.

Ужиная в одиночестве, я рассматривала рисунок углем на стене рядом со мной, изображавший молодую обнаженную женщину. Она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, которые водопадом струились по ее спине темными волнами, а на заднем плане, за окном ее спальни, взрывались бомбы. Одна из ее ног была оторвана взрывом ниже колена.

Вернувшись в комнатку на минус первом этаже без окон, я осознала, что являюсь единственной гостьей. Подвал был затхлым, темным, холодным и пустым. Я рассчитывала найти и других людей, остановившихся в этом пансионе. Я рассчитывала на дверь с замком.

Но это место было совершенно не похоже на отель. Его, разумеется, не было в списке моего путеводителя, и никто, за исключением сумасшедшей на автовокзале и мужчины наверху, не знал, что я здесь. Мне следовало бы послать письмо родителям, следовало бы сказать кому-то. Никто даже не знал, что я в Боснии; я не хотела, чтобы родители паниковали. А теперь я застряла на ночь в подвале под магазином со странным хозяином. Без окон, через которые можно было бы выбраться, без телефона, чтобы можно было позвать на помощь; и даже запереться я не могла. То, что виделось до известной степени разумным решением в свете раннего вечера, теперь казалось невероятно скверной идеей. Вот почему все отговаривали меня ехать сюда.

Все, что я сумела придумать, – это придвинуть вторую пустую кровать к двери. Подставила ее спинку прямо под дверную ручку, точно баррикаду, и заперлась таким образом изнутри.

В ту ночь мне снилась Иден. Я держала ее за руку, ее маленькие липкие пальчики крепко стискивали мои. Я говорила кому-то, что, пусть Шон мертв, Иден, его четырехлетняя племянница, всегда будет в моей жизни. Но проснувшись на следующее утро, соскальзывая обратно в реальность и тяжело приземляясь в Сараево, я знала, что это неправда.

Я ни разу не получала вестей от старшего из братьев Шона, Майкла, отца Иден. И от его тетки Сюзан, и от дяди Джоша тоже. Я знала, что родители Шона не пользуются электронной почтой, но думала, что они могли бы послать весточку через другого его брата, Кевина, – так они всегда общались с Шоном, когда он был в поездках. К этому времени они уже должны были получить мою открытку из Венгрии.

Воздух на мгновение загустел от безмолвия. А затем включился отбойный молоток. Я повернулась, чтобы посмотреть на розовый будильник, который мы с Шоном купили несколько месяцев назад в Китае. Я терпеть не могла этот дешевый кусок пластика, который продолжал тикать громко и назойливо после того, как остановилось сердце Шона. В иные ночи мне приходилось закапывать его поглубже в рюкзак, чтобы не слышать безжалостного пульса, отсчитывающего минуты с тех пор, как Шона не стало. Но и выбросить этот будильник у меня не хватало духу.

Я пыталась уцепиться за Иден, пыталась нырнуть обратно в сон, притаившийся между жетскими комками подушечной набивки. Но спасения не было. Каждое утро скорбь приходила снова, подкрадываясь, как прилив, или сбивая меня с ног с силой океанских волн. Мне пришлось выбраться из постели, из комнатки без окон, через дверь, которую я забаррикадировала накануне ночью. Иначе я бы только думала и думала и думала…

Мне не терпелось посмотреть Сараево – эта мысль даже возбуждала меня. Обычно я ходила осматривать достопримечательности, чтобы отвлечься, или из какого-то странного чувства обязанности посещала важные памятники и музеи. Но в Польше и Израиле что-то изменилось. Я осознала, что у меня имеется законный интерес к тому, как приходила в себя Босния.

Я хотела видеть, как выглядит выживание.

* * *

Пейзаж снаружи был сер, небо набрякло сине-черными тучами. Сучья на немногих редких деревьях были голыми. Гниющие листья и мусор валялись в канавах. Облезлые бетонные здания изрыты пулевыми отверстиями. Иден бледнела, уходя все дальше и дальше.

Хотя это было раннее ледяное темное утро среды, улицы кишели солдатами сил по поддержанию мира в Боснии и Герцеговине, или SFOR. Страны НАТО по-прежнему держали в Боснии около двадцати тысяч миротворцев, и большинство из них, похоже, обретались в столице. Там были люди в форме из Германии, Греции, Соединенных Штатов, Дании, Норвегии, Нидерландов. Итальянские солдаты носили на своих беретах длинные извилистые черные перья. Эти перья смотрелись абсурдно, и всякий раз, как я их замечала, в моих мыслях неотступно крутилась мелодия «Янки Дудль Денди».

Тощие дети вопили и гонялись друг за другом по мощенным булыжником переулочкам, оскальзываясь на заледеневших углах. Молодой человек без ноги опирался на деревянный костыль, куря сигарету. Он подмигнул и улыбнулся, когда я проходила мимо.

– Заблудились? – из облачка выдохнутого дыма в холодном воздухе между нами слепился пепельный призрак.

– Нет, спасибо. Все в порядке.

– Подсказать дорогу? – предложил он. – Куда?

– Все в порядке. Вье… чаница, – попыталась я произнести, но это слово как-то неправильно прозвучало из моих уст. – Национальная библиотека, – сдалась я, указывая дальше по улице на выгоревший остов.

– А… Мы, сараевцы, – заговорил он медленно, прижав руку с сигаретой к груди, – мы помним тот день. Пепел от книг летал над городом, как черный снег.

Он приподнял сигарету и постучал по ней пальцем, наблюдая, как пепел сыплется на тротуар. Снова подмигнул, на этот раз без улыбки, и кивнул в том направлении, куда я указывала.

Я шла вдоль русла неглубокой оливково-зеленой реки Миляцки, пока не оказалась прямо перед скелетом Национальной библиотеки. Ее каменный лик был размалеван полосами сажи и угля, почернелые оконные рамы уставились вовне, как пустые глазницы. Сквозь эти дыры я видела груды обломков и мусора: обожженную гальку, растрескавшиеся кирпичи и более крупные блоки цвета кости.