Читать книгу "Черный кандидат - Пол Бейти"

Громкое обращение к кому-то вне клана означало, что собрание Воровской гильдии Восточного Гарлема закрыто. Буржуй поднял голову. С этого момента все разговоры стали публичными, и завсегдатаи добавили болтовне громкости. Борзый не унимался:

– Антуан! Зачем ты включил этот фильм?

По телевизору шел «Повелитель мух». Группа попавших на остров мальчишек разделялась на дикарей и цивилизованных, и толстый очкарик безрезультатно пытался сохранять подобие школьных порядков. «У меня рог. Мой черед говорить». Армелло дернул Борзого за рукав и передразнил толстяка:

– У меня рог. Конечно, никто не слушает этого ваньку-встаньку – он таскает везде эту ракушку, как чокнутый. Кому захочется слушать, что этому олуху придет в голову? «У меня рог» – ой, не могу!

На экране вожак бунтовщиков приглядывался к булыжнику, лежащему неподалеку.

– Обожаю это кино, – сказал Антуан.

– Еще бы не любить, извращенец. Маленькие белые мальчики бегают по джунглям полуголыми, чего еще хотеть? – прыснул Фарик, обнимая Надин за талию.

– Их вожак – как его звали, Ральф? – у него мускулы совсем не двенадцатилетнего. Глядите, какие кубики на прессе.

– Переключи на другой канал, – попросил Уинстон.

– Точно как оригинал.

– Уверен, что не точно.

– Да, оригинальная версия была черно-белой и там они не бегали в дизайнерских трусах, вот единственная разница.

– Смотрите, чувак напал на рыжего с копьем!

– Ох! – выдохнул весь бар.

Джек, главарь первобытных, раскроил камнем голову толстяку, оборвав его речь и жизнь.

– У меня рог! – радостно завопил Армелло.

– Вот как надо заставлять людей слушать тебя! – Уинстон стукнул кулаком по стойке. – Мне надоело, что толстякам всегда не везет. Почему именно толстяк всегда лучший друг главного героя? Если ты лучший друг героя фильма и над тобой смеются, то тебя отымеют. Просто и ясно.

– Ну, по крайней мере в фильмах есть толстяки, – ответил Фарик. – Если каким-то чудом в кино окажется человек с ограниченными возможностями, он обязательно будет строить планы всемирного господства, хихикая, как гребаный маньяк. А чтобы два инвалида были в фильме, я такого вообще не видел. Там могут быть два толстяка, какие-нибудь близнецы.

– Потому что вы терпеть друг друга не можете, – засмеялся Уинстон. – Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на глухих или каких-нибудь отсталых чуваков с раздутой башкой, когда к центру досуга подъезжает инвалидский микроавтобус?

– Очень смешно. Я просто говорю, если в кино попадается инвалид, он непременно окажется мозговым центром ограбления банка.

– Фарик, заткнись, ты бредишь, – шикнула Надин.

– Да, звиняй. – Чтобы замаскировать свою поговорку, Фарик принялся донимать Антуана. – Эй, Антуан, а ты считаешь себя экспертом по пидорству?

Уинстон приложил банку ко лбу, пытаясь унять раздражение пивной прохладой. Болтовня Чарльза про «думать по-крупному» и реакция Надин на «мозговой центр ограбления банка» со всей очевидностью показали, что одно из множества золотых яиц, снесенных на крыльце, начало проклевываться. Эти тупые ниггеры собираются взять банк. Тут одним пивом не обойдешься. Уинстон перегнулся через барную стойку и быстро схватил с полки бутылку айдахской водки. Фарик и Антуан продолжали флиртовать друг с другом.

– Да, я кое-что знаю о пидорстве. А еще гейологии, педрилистике и гомикономике. Хочешь, преподам урок?

Надин уперла руки в бедра и оглядела Антуана с ног до головы.

– Только попробуй, не с моим мужиком, ты чертов maricón[28].

Антуан закатил глаза:

– Да ладно, я и тебе кое-что могу показать, милашка.

Уинстон откупорил бутылку и незаметно наполнил свои объемистые щеки водкой. Глоток отозвался в голове эхом, от которого у него заложило уши, прочистило носовые каналы и скрючило пальцы. Пока он болтался на вершине Эмпайр-стейт-билдинг, рассуждая о стратегии избирательной кампании, его приятели задумали операцию без его участия. В течение шестнадцати лет с ним советовались во всем – от правил игры в «пни банку» до подбора одежды для вечернего гоп-стопа, – и вот они запланировали акцию без него, и не абы что, ограбление банка. С одной стороны, обидно, что его не взяли, с другой стороны, так оно и лучше. Меньше поводов для волнений. Второй глоток на мгновение остановил всю мозговую активность Уинстона, утопив синаптические импульсы в горечи и сплавив кратковременную и долговременную память в комок нейронов, озабоченных только настоящим и небывалым. Удачи вам, придурки.

– Я тут недавно был в Виллидж, так там все лесбиянки ходят, держась за руки.

– У нас на районе ты такого не увидишь.

– Потому что их тут же положат. Белый, не перебивай меня.

– Уинстон, вы с друзьями часто избиваете геев на улицах? – спросил Антуан.

– Ты меня спрашиваешь? Если я правильно помню, в детстве ты и твоя маленькая голубая банда издевались надо мной. Это вы меня избивали. Про насилие против педиков говорят сплошь и рядом, а вот насчет насилия геев против нормальных я чего-то не слышал.

– Иди ты, Борзый.

– Тогда не начинай. То, что мы двоюродные братья, не значит, что я буду на твоей стороне.

– Можете вы наконец перестать меня перебивать и дать договорить? – сорвался Фарик.

Окружающие примолкли.

– Ладно, давай, говори.

– Спасибо. О чем я говорил-то?

– Лесбиянки.

– Точно. Каждому свое, я понимаю. Но я хочу знать, почему лесбиянки так херово одеваются? Они всегда одеты, как будто собрались жарить шашлыки и заедать их чипсами по скидке. Что у них в баулах? Картонные тарелки и пластиковые вилки? Камуфляжные шорты, горные ботинки, красные носки и идиотская прическа. Такое впечатление, что они вот-вот поставят палатку и устроят скачки в мешках. Почему у них нет чувства стиля? Они же в конце концов не работяги-строители?

– Плюх, тебе бы стоило аккуратнее относиться к гомосексуальному сообществу. Особенно учитывая, что ты, это самое, калека и все такое, – посоветовал Антуан.

– Теперь что, мне хуи сосать ради политкорректности?

– Спроси Борзого, он политик, – предложила Надин.

– Кто, я? – спросил Уинстон, который отправил в глотку еще одну порцию жгучего пойла и, уже не особо скрываясь, вернул бутылку на место.

По знакомому рычанию в его голосе Фарик и остальные догадались, что пьянка будет для Уинстона философской. Они почти предпочли бы яростные психосексуальные загулы, когда он ставил клуб на уши: грабил мужчин, прижав к писсуарам, и руководил диджеем, размахивая посреди танцпола своим членом, как вялой дирижерской палочкой. – Ты брось эту хрень насчет политика. Я никогда себя так не называл – да если бы и назвал, чтобы стать политиком, этого мало. Я тот, кем вы меня видите.