Читать книгу "Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис"

Он почувствовал мучительную боль в груди, побледнел, вспотел и стал спотыкаться. Ученики заволновались. Некоторые из мужчин покрупнее вызвались нести его, но он только рассмеялся в ответ. Вспоминая это, Хайме подозревал, что Мигель решил тогда преподать самый серьезный из своих уроков. Похоже, Пеле с презрением отвергла его, зато он теперь сможет показать своим ученикам, как настоящий мастер встречает смерть.

Лунные лучи бесшумно гонялись друг за другом по комнате. Хайме улыбнулся сам себе. Его братик всегда был кудесником в играх, каждый раз придумывая новые состязания: это касалось и способов игры в мяч, и азартных игр, и того, как победить в шахматном поединке. Ему скучно было каждые выходные заниматься одним и тем же. Когда старшие мальчишки начинали осваивать какую-нибудь игру, он менял правила или передвигал линию ворот. Он изобретал игры с новыми, умными стратегиями. Став шаманом, он продолжал в том же духе. Стоило ученикам ухватить какую-нибудь идею, принять какую-либо теорию, как Мигель отбрасывал ее ради новой. Он постоянно заставлял учеников бодрствовать и лишал равновесия. Чтобы соответствовать, они должны были меняться, не застревать – иначе они могли лишиться его внимания. Со временем он стал мастером мифов, постоянно предоставляя им возможность привязаться к его и их собственным историям, а потом отстраниться от них.

Новое приручение требовало новых поощрений и подразумевало, что не будет наказаний. Он был спасителем, которого искали его ученики, родителем, которого им так не хватало. Для многих он был другом, и для каждого – учителем и наставником. Здесь не было правильного и неправильного, а правила, которых всем предлагалось придерживаться, составляли часть игры, в которой победителем был каждый.

Мигель не хотел пугать своих духовных детей в тот день, когда они спускались в вулкан. Боль была очень сильной, и он едва сдерживал свое тело, чтобы не закричать, – они ведь подумали бы, что страдание или страх одолели его. Ему не хотелось, чтобы они боялись смерти. Он продолжал разговаривать и медленно, но решительно восходить к краю жерла. Женщины плакали, боясь, что живым ему отсюда не выбраться. Мужчины молились и искали силу внутри себя.

Дхара и не подозревала о том, что случилось, пока все не кончилось и он не пришел к ней за помощью. Той ночью они вместе успокаивали его сердце и исцеляли воспоминания о трудном дне. И он выжил. Жизнь продолжалась, но ему пришлось пересмотреть план игры. Пеле оттолкнула его, больше того – обошлась с ним жестоко, но он попробует снова. Он придумает новую стратегию. У него была необходимая для победы вера. Богиня уступит, смягчится, и он одержит верх в этой игре – так бывало всегда.

Хайме так и не понял, дошло ли до тех учеников, что значит совладать со смертью. Возможно, они не постигли этого до сих пор. Там, на вулкане, Мигель весело встретил физическую смерть – так же он встречает ее сейчас. В конце концов, это игра, правда мало кто обладает достаточной осознанностью, чтобы играть в нее. Может быть, они слушали, и возможно, кто-то из них чему-то тогда научился. Но в любом случае тот день на Гавайях был днем предзнаменования. Это было предупреждение, смысл которого был ясен всем, кто молился за него сегодня вечером. Сейчас он снова лицом к лицу столкнулся со смертью, и, как бы он ни смеялся, перевес не на его стороне.

Тем временем Сарита испытывала страдание. Хайме был рядом с ней с того мгновения, когда брата увезли в больницу. Он смотрел на нее и думал: пытается ли она и во сне пристыдить сына и заставить его вернуться, как в те летние дни в детстве, когда его нужно было затаскивать домой к ужину после долгих игр.

– Где ты бываешь в эти ночи, Сарита? – прошептал Хайме в лунный свет. – Что ты слышишь? Что видишь?

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться. Ему хотелось отправиться вместе с ней, сопровождать ее, в какие бы сферы ее ни заносило, и помогать в достижении ее цели. Она не рассказывала ему о своих внутренних странствиях, обмолвилась лишь, что говорила с Мигелем и что ее ведут. Ведут… Кто и куда? Хайме выпрямился. Он вдруг почувствовал: тут есть кто-то еще и этот кто-то слушает его мысли. У него появилось едва уловимое ощущение, что кто-то сидит рядом с ним у постели его матери – может быть, ангел-хранитель.

– Кто, как он считает, ведет его мать? Ангелы да херувимы на крылатых жеребцах? – вслух размышляла рыжеволосая, глядя на мать и сына, освещаемых луной.

Лала и дон Леонардо только что очутились в этой комнате, в этом тихом воспоминании, и были обеспокоены тем, что потеряли связь с Саритой. Она была так изнурена, что вывалилась из ясного состояния транса в сон без сновидений.

– Он считает, что какой-нибудь старец – вроде тебя или меня – посвящает его мать в тайны Вселенной, в то время как он здесь в поте лица вместе с двоюродными братьями и сестрами называет нараспев имена своих предков.

Дон Леонардо сочувственно улыбнулся, глядя на внука:

– Ему завидно? Ха!

– Расскажи ему, сеньора, – подстрекал ее Леонардо. – Расскажи Хайме то, что он хочет знать. Разве это не твое призвание – рассказывать замысловатые истории, чтобы подразнить ум?

– Я не собираюсь издеваться над ним. Он верит, он друг знаний, и он воин. Посмотри, как он волнуется за свою мамочку! Он ведь, верно, отдал бы за нее дюжину своих братьев?

– Это не так.

– Ну, может быть, одного брата?

– Мы будем бороться за Мигеля, дорогая моя. Он верный брат, и он поможет Сарите продолжить путь, а она вернет своего младшего мальчика к жизни.

– Мне все равно, останется шаман или уйдет, – запомни, – резко сказала его спутница. – Эти люди просят дать им ответы на их вопросы. Это мой совет им нужен, и я с удовольствием его даю.

Леонардо пожал плечами, чувствуя, что пора сменить тему. Его мысли вернулись к Сарите, крепким сном спавшей в мире живых, в мире насущных забот. Без нее бессмысленно продолжать путь: ни за кем другим ее сын не пойдет. При этой мысли он почувствовал, что Мигель где-то рядом, смотрит и ждет. Что-то подтолкнуло Леонардо – нужно действовать от имени Сариты.

– У Мигеля осталось очень мало времени, – сказал он. – Мы не можем вот так просто смотреть на мою дочь и ничего не предпринимать.

– Мы уже много сделали.

– Да, мы собрали много воспоминаний, но этого недостаточно. Пожалуйста, не спорь со мной, – сказал он, не давая перебить себя. – Боюсь, я должен настоять на этом.

Лала промолчала. Она смотрела на Хайме Руиса, берегущего сон своей матери. Похоже, дорога знаний может вести людей только до какого-то предела. Когда молитвы прочитаны, когда больше нет надежды, у них остаются лишь они сами – да спокойствие в ничем не заполненном пространстве между двумя мыслями. Это – не для нее. Это – для ловцов тайны.

– Любовь – это тайна, – наконец сказала она.

– Это лишь слово, сеньора, и ты хорошо это знаешь.

– Да, это – слово. Это – повеление. Это, я бы сказала, мука. И все же…