Читать книгу "Трепет намерения - Энтони Берджесс"

— Что он там про меня говорит? — испуганно спросил Алан.

— Все нормально, не волнуйся, — ответил Хильер и, повернувшись к русскому, рявкнул: — Molchat !

— Все, что можете сказать, да? Небось пацану-то не скажете molchi, наоборот, заставите говорить. Ну и что, про меня ему сказать нечего — я его в первый раз вижу. Надо было по верхам поскрести — директора, мэтра, всю эту банду. Все, молчок, опять разболтался.

Он достал все тот же измятый «Советский спорт» и принялся рассматривать фотографию женской сборной по легкой атлетике. Трамвай выехал на бульвар, и Хильер с Аланом приготовились сходить, повар же проворчал напоследок:

— Samozvanyets !

— Он вас обозвал? — спросил Алан.

— Да, тем же словом, что и ты тогда в баре. Помнишь, когда обнаружил, что я ничего не смыслю в пишущих машинках. Нет, лучше уж быть нейтралом.

— Перестаньте!

— Так, снимаем фуражку, надеваем плащ. Еще немного — и я уже не самозванец!

По влажному асфальту быстро шли в сторону портовых ворот мальчик и мужчина с непокрытой головой, в сапогах и белом плаще. Тишину, которую нарушало лишь воркование матросов и их подружек, внезапно пронзили крики и натужное тарахтенье старого мотора. С ними поравнялся (и даже умудрился обогнать) переполненный серый автобус, утопавший в клубах дыма.

— Наши, — сказал Алан, поежившись. — Пожрали, значит. И эта сука с ними.

— Коли так, надо опять пробежаться. Она не должна оказаться на корабле раньше нас.

— Почему?

— Потерпи — увидишь, — выдохнул на бегу Хильер. Когда они подбежали к воротам, пассажиры с переполненными желудками уже выходили из автобуса. Кто-то сказал: «Предупреждал ведь — не ешь столько инжира», — и подал руку спускавшейся даме (не миссис Уолтерс), которой, судя по цвету лица, было изрядно не по себе. От гогочущих туристов несло водкой.

— Вон она, последняя, — сказал Алан. — И кобель белобрысый тут как тут.

Они вклинились в толпу размахивавших паспортами туристов. Хильер никак не мог отдышаться. Скоро все кончится — лицемерие, коварство, предательства; ему уже виделись сад, погожее, чуть подернутое туманной дымкой осеннее солнце, и он сам —откинувшись в кресле, попыхивает мягкой сигарой. Он полез за паспортом и нашёл сразу несколько. Ему захотелось вытащить первый попавшийся, чей бы он ни был — бородатого Иннеса, покойного Риста, samozvants'a Джаггера или настоящего, сияющего, выходящего из игры Хильера.

— Ну и отъелись же вы! — воскликнул один из пассажиров и похлопал Хильера по животу, на котором под плащом была спрятана фуражка.

— А какие сапоги! — восхитился другой. — Где раздобыли? Смотри, Алиса, настоящая хромовая кожа.

Все, даже стоявший у ворот пограничник, уставились на сапоги Хильера. Окружающие расступились, чтобы получше рассмотреть экзотический сувенир.

— Не нахожу в них ничего особенного, — сказала дама с болезненным цветом лица.

Хильер юркнул в ворота и показал свой паспорт. Пограничник угрюмо сличил реальность с ее отражением, нехотя кивнул и позволил Хильеру пройти. Они с Аланом немедленно втиснулись в рыгающую толпу, но вынуждены были подчиниться ее неторопливому продвижению в сторону корабля. Им не терпелось поскорее подняться на корабль — подсвеченный, сияющий чистотой, безопасный. Англия! Но Англия теперь уже небезопасна… Дородные мужчины и женщины, отдуваясь, втаскивали по сходням свои плотно набитые черноморской жратвой животы. А где же Клара, почему не встречает, не радуется, что все, наконец, позади? Столпившиеся вдоль борта пассажиры приветственно махали им руками, но Хильер уткнулся носом в карабкавшуюся перед ним жирную спину, словно в благоухающую розу.

— Хорошо отдохнули, сэр? — услышал он, добравшись до конца сходней. Это был напарник Риста. — Еще раз спасибочки за пиво.

— Встретимся в каюте Клары — бросил Хильер Алану и кинулся к ближайшему трапу, ведшему на верхнюю палубу. Пустой корабль, встретивший его гулким эхом, вскоре наполнится толпой, жаждущей получить поскорее что-нибудь посуше, поохлажденнее, поразбавленнее, чем дары Ярылыка. Он ринулся по мягко подсвеченным и асептически благоухающим коридорам. Вот, наконец, и его коридор. А вот и каюта миссис Уолтерс. На почти не смятой простыне безмятежно храпел С. Р. Полоцкий, тридцати девяти лет, уроженец Керчи, женат, ублюдок. Хильер скинул плащ Риста и перед тем, как снять мундир и снова оказаться в своих брюках и рубашке, вытащил из карманов все, что было его собственным или могло теперь по праву таковым считаться, аккуратно повесил мундир С. Р. Полоцкого на стоявший у койки стул и поставил в ногах сапоги. Так, опять надеваем плащ, набиваем карманы и — быстро к себе. Он осторожно приоткрыл дверь в свою каюту — опасностью не пахнет, зато запах духов, слишком взрослых для юной Клары, еще не выветрился. Он плеснул в стакан остатки «Олд морталити» и осушил его до дна. Жаль, что уже больше не позвать услужливого, хотя и алчного стюарда Риста. Хильер вздрогнул: как легко он низвел живое человеческое существо до его корабельной функции. Это и называется быть нейтралом, то есть скорее машиной, чем кукольными подмостками, где происходит борьба со злом или с добром? Он надел невесомый костюм и тщательно повязал галстук. Хильер собирался к Кларе. Учащенно билось сердце. Уже не от страха.

Но все-таки, взявшись за ручку ее двери, он со страхом прислушался: какие-то странные, нечеловеческие завывания, похожие на судорожные рыдания автомата, встречающего хихикающих бездельников у входа в непритязательную «комнату ужасов». Хильер вошел. На койке лежал всхлипывающий Алан. Примостившаяся рядом Клара (волосы спутаны, глаза печальны) утешала брата:

— Ну перестань, перестань, малыш… Все обойдется. Она бросила на Хильера злобно-отрешенный взгляд и воскликнула:

— Это все из-за вас. Я вас ненавижу.

Она накинулась на Хильера со своими крошечными кулачками, со своими не по возрасту яркими ноготками — чем не сцена ярости из школьного спектакля! И Хильер мог бы разрыдаться, и Хильер мог бы излить из себя весь скопившийся на душе ужас. Он, однако, схватил ее за руки и сказал:

— Каждый должен пройти через крещение. Вы оба проделали это героически.

Из коридора донесся вопль, столь пронзительный, что Алану оставалось только позавидовать. Женский, грудной, неистовый. Заплаканный Алан испуганно затих, забыв закрыть рот. Все трое молча вслушивались. Бедняга С. Р. Полоцкий, ублюдок. Вскоре на фоне женских криков послышались мужские голоса, два из них звучали официально и корабельно.

— Ну и трус, — сказала Клара, прислушиваясь к протестующим крикам С. Р. Полоцкого, которого, по-видимому, выставляли из каюты. Кулачки ее разжались,

— Давайте закатим грандиозный ужин, у меня в каюте, — предложил Хильер, — Я сейчас позову… Тьфу, чуть не сказал…

— Наверное, лучше о нем не скажешь, — проговорил Алан. — Некто, которого никто никогда не позовет.