Читать книгу "Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая"

— Да что вы говорите?! Вам машину надо?! А мне, значит, не надо?! Я что, дурак, что ли, или мне делать нечего, что я с семи утра здесь стою?!

— Так что же вы стоите? — не поняла я. — Выписывайте машину!

— Послушайте, вы… — он хотел еще что-то сказать в мой адрес, но сдержался. — У нас и так нервы у всех на пределе, а тут вы еще… Где они, эти машины?! С утра было всего три, так их взяли! Теперь надо ждать, пока они погрузятся, затем отвезут груз и вернутся обратно. Может, до обеда успеем мы, первые трое. А вы не мыльтесь! Раньше двух часов машину не получите!

— Ну, так бы и сказали, теперь понятно… спасибо… — пробормотала я и посмотрела на часы. Было четверть десятого. До того как должна получить машину, оставалось более четырех часов. «А что, если к тому времени доска закончится? — подумала я и похолодела. — Надо бы договориться с кем-нибудь и отложить эту доску, пока она есть». Я побежала обратно на открытую территорию магазина. Там бойко шла погрузка. То и дело подъезжали какие-то грузовые машины, и какие-то «добры молодцы» закидывали доски в машины. Улучив момент, я подошла к одному из них.

— Извините, молодой человек. А вы бы не смогли и мне тоже помочь, когда освободитесь?

— Сейчас закончим и вам перекидаем! — смахнув со лба пот, ответил он. — Тариф знаете?

— Бутылка? — уточнила я, назвав существующий в стране стандарт за услуги.

— Бутылка — это здорово. От бутылки мы никогда не откажемся! А вообще-то мы берем 15 рублей за куб.

— Так много?! — невольно вырвалось у меня.

— А кому много, тот сам пусть корячится, геморрой себе зарабатывает!

— Да нет, это я так просто сказала. Я согласна! — испугалась я, что он обидится и не захочет со мной иметь дело. — Мне нужно до двух часов отложить два куба половой доски. Машину раньше двух я не получу и боюсь, что доска к тому времени кончится.

— Ну что же, все в наших руках, — ответил он. — Только арифметика такая получится: поскольку работа, двойная, — вначале из общей кучи отложить, а потом в машину грузить, — то и тариф, стало быть, двойной, это во-первых. А во-вторых, на это дело надо разрешение спросить у начальства. — Он показал рукой в сторону высокого красивого мужчины средних лет в белоснежной сорочке, с галстуком в модную сине-красную полоску, надетым под черную спецовку, в дорогих светло-серых брюках, в изящных полуботинках, в больших роговых очках и… в темно-коричневой норковой ушанке. — Это старший продавец, главный человек здесь!

— Интересный! — оценила я. — На артиста похож или на профессора… Только вот странно, почему все продавцы здесь в норковых шапках летом?

— А чего ж здесь странного? Это униформа у них такая! Вместо касок, которые им по технике безопасности положены, чтобы мягче было, если доска нечаянно на голову опустится. Ну, идите, узнавайте, в случае чего — мы здесь!

Я направилась к старшему продавцу, ужасно сожалея в глубине души о том, что на мне — потертые джинсы, старая выношенная куртка и видавшие виды кроссовки. Я чувствовала себя Золушкой. От него на расстоянии тянуло дорогим, недоступным для простого смертного французским одеколоном. Вблизи он показался мне еще красивее и интеллигентнее.

— Добрый день! — почти пропела я ему, вложив в эти два слова всю свою женственность, обаяние и все самые красивые нотки своего приятного тембра, и, стараясь изо всех сил выглядеть хоть чуточку такой же привлекательной, как он, — прикрыла своей большой хозяйственной сумкой потертости на джинсах, что выше колен.

«Интеллигентный» красавец через плечо оглядел меня с головы до ног и, решив, что я не стою того, чтобы он удостаивал меня ответом, отвернулся. Затем он громко потянул из носоглотки и выплюнул себе под ноги серовато-зеленоватый клубочек. Меня замутило, стало почему-то очень неловко то ли за него, то ли за себя и захотелось убежать прочь, но выхода другого у меня не было, и я заговорила с ним снова.

— Я бы хотела обратиться к вам с просьбой разрешить мне отложить на пару часов половую доску. Машина будет только в два часа… А пока мне нужно съездить в Москву. Сынок мой заболел, температура высокая… мне нужно лекарство ему дать и покормить… а к двум я приеду обратно, — поделилась я с ним своими заботами в надежде вызвать у него сочувствие.

— Нельзя! — коротко отрубил он.

— Мне сказали, что вы можете это разрешить. Я вас очень прошу!

— Просите!.. За просто так даже прыщ на заднице и то не вскакивает.

Я не поняла его «тонкого» намека и молча смотрела на него. Затем сделала еще одну слабую попытку:

— Мне сказали, что вы можете…

— Мало ли что я могу! — перебил он меня. — Да если я каждому встречному буду просто так разрешать, так я завтра без штанов останусь. На сто рэ в месяц не проживешь, ясно? Словом, нельзя, не разрешаю я вам ничего откладывать, — и, зло осклабившись, сверкнув целым рядом золотых коронок, по слогам добавил. Не-раз-ре-шаю! По-нят-но? — Повернувшись ко мне спиной, он зашагал к белой «Волге», на большой скорости въехавшей во двор.

Мне захотелось зареветь, бросить все это к черту и уехать в Москву, но, вспомнив слова пенсионера о том, как редко бывает в продаже эта доска, я решила не сдаваться и довести дело до конца.

Я помчалась в очередь на грузовое такси и, предупредив там, что мне срочно нужно на пару часов отлучиться, но что я вернусь, — укатила в Москву. «Рискну! — думала я, сидя в электричке. — Может, и не распродадут эту доску. Главное — получить машину!» По мере того как поезд приближался к Москве, я все меньше и меньше думала о доске и о двух «милых» продавцах, и мысли мои целиком переключились на больного сына. Как он там один? Что делает? Догадался ли что-нибудь поесть и измерить с утра температуру?

Сын сидел раздетый в трусах и майке в кресле перед телевизором. На журнальном столике перед ним красовалась целая гора разноцветных фантиков от конфет.

— Саша?!

— Мамочка, не ругайся! Это я лечился! От ангины здорово помогает!

— Ты же уже взрослый мальчик, неужели ты не понимаешь, что это вредно? — начала было я «урок воспитания».

— А почему вредно, если вкусно? — перебил он меня.

— О Господи! Мне сейчас некогда объяснять тебе это! Потом! — закончила я эту тему, взглянув на часы. Вот так всегда: все бегом, всю жизнь куда-то торопимся, бежим и все на одном месте. Дурацкое состояние, когда внутри все дрожит оттого, что ты рвешься на части, мысленно побывал уже в десяти местах и решил все проблемы, а на самом деле ты не в силах объять необъятное. Бесконечные проблемы не исчезают, а наоборот — появляются все новые и новые, и ты не можешь вырваться из этого омута, из этого проклятого замкнутого круга. Вот и получается пожизненный бег на месте. Как во сне, иногда снится, что ты бежишь, бежишь… а ты ни с места. Оттого мы все раздражены, неприветливы, оттого дрожат наши руки и болят наши сердца. Господи! Да за что же ты нас так наказываешь?! Облегчишь ли ты когда-нибудь нашу жизнь?!