Читать книгу "Вне подозрений - Сабин Дюран"

Я стою в дверях, мысленно уже спускаюсь в кухню, включаю чайник. А Хейуорд наклоняется и по ковру вытаскивает коробку из-под кровати. Не нравится мне это. Я вдруг вспоминаю, что совсем его не знаю, что ему, возможно, совсем не место в моем доме. Что уж говорить о Мартиной комнате… Но я словно парализована. Не шевелюсь. Лишь молча смотрю. Он сдвигает одеяло, усаживается на кровать. Поднимает крышку. Из коробки вылетает несколько тонких бумажных листков.

– Почтовые квитанции, – сообщает он. – Вагон и маленькая тележка квитанций, штук двадцать-тридцать. Посылки. И все – за последние два-три месяца. А еще кубышка. Банкноты, фунтов пятьсот, наверное.

– Что можно отсылать в таких количествах?… Кому?

– Ну… покупателям, например. Фирмы, продающие что-нибудь по каталогам, шлют довольно много посылок. Или, – он морщится, – может, ваша Марта отправляет домой целый воз загадочных подарков…

– Вот ведь черт!

Я возвращаюсь в комнату и сажусь рядом с Джеком. Интересный поворот событий. Внутри матраса тренькает пружина, я теряю равновесие и боком наваливаюсь на Хейуорда.

– Ой, кажется, последний кусочек хлеба был лишним, – брякаю, не задумываясь.

Глаза в глаза. Его лицо совсем близко… Наши руки соприкасаются…

Что за шум? Звяканье ключей… скрип распахивающейся входной двери… слабый гул от ее удара об стену… снова скрип… дверь захлопывается. Хорошо знакомая последовательность звуков. Мы с Джеком замираем, почти не дыша, его рука с силой вжимается в мою. Шаги в холле. Звон посуды. Томительная пауза. И тяжелая поступь вверх по лестнице.

На ковре у моей ноги пятно, перевернутая вверх ногами Южная Америка. Марта пыталась его вывести – гладкий ворс сбился в неприглядные скрученные нити, словно на старом полотенце.

Я поднимаюсь. Пол откликается скрипом. По другую сторону двери тут же раздается короткий вскрик Норы.

– О, Нора, прости, я не хотела тебя напугать! Господи, я и не знала, что ты придешь!

– Ничего страшного. – Она мотает головой, но ладонь при этом судорожно прижата к груди. На ногах – золотистые парчовые тапочки, в руках тряпка. – Я вернулась, потому что в четверг мне не дали хорошо прибраться.

– Спасибо большое!

– Простите.

– Нет-нет, это вы меня простите!

Она протягивает мне свою тряпку, и та вдруг распускается длинной лентой. Никакая это не тряпка. Это испарившийся пояс от моего домашнего халата.

– Я нашла его на вешалке. И понесла наверх. Правильно?

– Интересно, как он там очутился?…

Да что за ерунда? – пронзает беспокойная мысль. С чего это мои вещи вдруг стали всплывать в самых неожиданных местах? Я перестаю быть хозяйкой собственной жизни…

– Это здорово, что он нашелся. И вы – молодец! Спасибо!

Я искренне благодарна Норе. Но едва эти слова срываются с губ, как в голове появляется другая мысль – а вдруг все, что я сейчас говорю, записывается? Ведь за этой дверью нас слушает Джек Хейуорд…

Вечер. Дом полон шорохов и скрипов, а я погружаюсь в ванну. «Полная релаксация»… Даже она срабатывает не всегда. Долго-долго лежу, разглядывая свое колышущееся в воде тело. Поднимаю руку – медленно-медленно… Слушаю звук падающих с нее капель. На фоне бледного живота веснушки на руке кажутся особенно темными. Аня Дудек… Интересно, а какой была кожа у нее? Неужели такой же белоснежной, как моя?…

Филипп прислал сообщение: «Дорогая, что нового?» – но звонить я не стала. Опускаю голову под воду. Тишина… Только громкое бульканье, когда я с силой выталкиваю воздух из легких. Через окно видны лиловые облака, спешащие куда-то по подсвеченному фонарями небу. Синее, серое, оранжевое… Лондонское ночное небо никогда не бывает черным. Брызги дождя. Гул вертолетного пропеллера. Зависший над одной точкой звук, ножницами рассекающий воздух, то нарастает, то превращается в мягкий шелест… Из Вандсуорда сбежал заключенный. В Брикстоне конфисковали партию наркотиков. В Тутинге разоблачили группировку Аль-Каиды… Опасность подстерегает везде…

Дождь идет вовсю, и я прохожусь по дому, в каждой комнате распахивая ставни. Журналистов и след простыл. Льющаяся с неба вода одинаково успешно разгоняет что писак, что митингующих дебоширов. Уходя, Джек воспользовался центральной калиткой и быстро перекинулся несколькими фразами с дежурившим у нее мужчиной. Мики из «Миррор», надо полагать. Сразу после этого осаждавшие мой дом стервятники по очереди загрузились в машины – хлопанье дверей, урчание моторов – и отчалили. Казалось бы, я должна радоваться. Но не тут-то было… Эти люди служили буфером; они сдерживали нечто ужасное, перед чем (или перед кем?) я замираю в страхе, словно загнанный зверь…

По дороге в спальню мне чудится за матовым стеклом входной двери чей-то силуэт, очертания тянущейся к звонку руки… Нет, это просто колышущаяся тень оливкового дерева в свете уличного фонаря…

Воскресенье

Снова звонит Филипп. На этот раз я отвечаю. Заверяю его, что все более-менее улеглось.

– Ну и слава богу, – отзывается он. – Знаешь, как тяжело тут сходить с ума от тревоги за тебя?…

Притворная забота. Если ты так уж за меня переживаешь, отчего не возвращаешься?

– Как работа? Наверное, все тебя поддерживают и сочувствуют?

В голове проносится: «Поддерживают? И сочувствуют? Запретить мне приближаться к студии на пушечный выстрел – это теперь называется поддержкой?!»

Но вместо этого я тоном капризного ребенка сообщаю:

– Мне дали несколько выходных.

– Ну вот видишь…

Я подпираю лоб рукой. Раздражение и одновременно – полная опустошенность… Он даже близко не представляет себе, каково мне здесь.

– Да, вижу.

Как же наш вымученный обмен репликами с мужем отличается от живого и яркого разговора с Милли! На меня обрушивается море новостей: новорожденные ягнята и красивая пасхальная шляпка; велосипедные гонки с племянницей Айана, Роксаной, которой всего девять лет, а уши у нее, между прочим, уже проколоты! Я с наслаждением впитываю каждое ее радостное слово. На заднем плане слышен шум, доносящийся с кухни Робин – возня собаки, сопение малыша, звяканье посуды. Уютные звуки семейной жизни…

– Это потому, что Роксана наполовину испанка! – кричит Робин моей девочке. – Им уши при рождении прокалывают.

– Вместо обрезания? – комментирую я, когда няня берет у Милли трубку.

– Не хулигань, – звучит у меня в ухе строгий голос Робин. – Как ты, Габи?

– В полном порядке, – бодро заверяю я.

– Правда? Как отдыхается?

– Замечательно! Вы-то как?

Милли – просто сказка, говорит Робин. И с малышом чудесно справляется, и овощи чистить помогает. Овощи – это прекрасно, а вот как она чистит зубы? У дочери как раз меняются молочные на постоянные, одни выросли, другие – еще нет; вот она, бывает, и чистит их кое-как. Робин настолько меня изучила, что совершенно спокойно реагирует на мои волнения из-за подобных пустяков. Милли очень старается, уверяет она. И в подтверждение кричит куда-то в сторону кухни: