Читать книгу "Шпионка Гарриет - Луис Фитцью"

— Ну, я ПРЕЗИДЕНТ.

— Нет, ты не президент, прямо с этой минуты.

Во двор бочком вошла Эллин. Джени пронзительно на нее посмотрела:

— А ты больше не секретарь и не казначей.

Тут Эллин внезапно заговорила:

— А мне начхать. Я никогда не хотела ничем таким быть и к тому же ненавижу бридж.

Все уставились на нее, потому что это была самая длинная фраза, какую от нее когда-либо слышали.

— Люди, — заявила Мэрион медленно и весомо, — которые не принадлежат этому месту, могут УЙТИ.

— Это и наш клуб, — заорал Спорти, — без меня вы его даже не смогли бы ПОСТРОИТЬ!

— Именно, — поддержала Джени, — и я считаю, нам пора обсудить, для чего именно этот клуб предназначен.

Повисло долгое молчание. Кто-то пинал ногой пыльную землю. Другие смотрели в небо. Гарриет внезапно заметила, что Рэчел с ненавистью глядит на Джени. В конце концом она выпалила:

— Может быть, это твой КЛУБ, но это мой ДВОР.

Эти слова камнем упали на всю компанию. «Что же теперь?» — в восторге подумала Гарриет.

— Это, — в конце концов ответила Джени, — все решает. — Она повернулась и вышла через заднюю дверь дома.

— Ничего не скажешь, это и впрямь все решает, — Спорти последовал за Джени. Они так хлопнули дверью, что послышался отдаленный возглас миссис Хеннесси.

— Я согласна с ними, — заявила Эллин и бросилась вон. «Что такое вдруг случилось с Эллин? — подумала Гарриет. — Она больше не похожа на тихую мышку».

Гарриет с ликованием наблюдала, как дети один за другим уходили. Наконец, Мэрион и Рэчел остались одни. Они переглянулись, а потом каждая отвела глаза в сторону.

— Думаю, пора посмотреть, не готов ли пирог, — с некоторым смущением проговорила Рэчел. Она выглядела довольно жалко, но тут внезапно Лаура и Карри вернулись назад.

— Мы решили, что нам все равно больше нечем заняться, так что можно прекрасно сыграть в бридж, — сказала Лаура.

— И вообще, — добавила Карри, — мне нравится бридж.

Гарриет еще немного понаблюдала, как они расставляют облезлый маленький карточный столик, раскладывают облупленные стулья и нарезают пирог. Когда они занялись картами, она ушла. Перелезая через забор, она сказала сама себе: «Как здорово, что у меня совсем другая жизнь. Спорим, они только этим и будут заниматься до конца жизни», — и ей на минутку стало их ужасно жалко. Но только на минутку. Выходя на улицу, она подумала: «Какая у меня прекрасная жизнь. С Оле-Голли или без Оле-Голли, но жизнь у меня прекрасная».

«Настало время», — думала Гарриет, входя в комнату главного редактора. У нее состоялась долгая беседа с главным редактором, которую звали Лиза Квакенбуш. Она было высокой девочкой и, разговаривая, брызгала слюной. Казалось, Лиза находит Гарриет очень смешной, чем-то вроде комического актера из телепрограммы. Гарриет не видела ничего смешного в том, что обсуждала с мисс Квакенбуш, когда же разговор закончился, в блокноте появилось несколько быстрых записей.

МИСС КВАКЕНБУШ, НАВЕРНО, НЕМНОЖКО СУМАСШЕДШАЯ, ИЛИ У НЕЕ ПРОСТО НЕРВИЧЕСКИЙ СМЕХ.

Через неделю после этого разговора на странице шестого класса появилось объявление. Оно было помещено в рамке прямо посередине.

НАША ГАЗЕТА ЖЕЛАЛА БЫ ВЗЯТЬ НАЗАД НЕКОТОРЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ В НЕКОТОРОМ БЛОКНОТЕ РЕДАКТОРОМ СТРАНИЦЫ ШЕСТОГО КЛАССА. ЭТО БЫЛИ НЕСПРАВЕДЛИВЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ, КРОМЕ ТОГО, ЭТО БЫЛА ЛОЖЬ. ВСЯКИЙ, КТО ВИДЕЛ ЭТИ ЗАЯВЛЕНИЯ, ТАКИМ ОБРАЗОМ УВЕДОМЛЯЕТСЯ, ЧТО ОНИ БЫЛИ ЛОЖНЫМИ И ЧТО РЕДАКТОР СТРАНИЦЫ ШЕСТОГО КЛАССА ИЗВИНЯЕТСЯ ПЕРЕД ВСЕМИ ВМЕСТЕ.

В тот день, когда объявление должно было появиться в газете, Гарриет чувствовала себя так неловко, что осталась дома. Ей удалось убедить маму, что она ужасно простудилась, но это такая простуда, которую можно задушить в зародыше, если только провести один день дома и не пойти в школу. Такой простуды, конечно, не существовало, но маму удалось убедить, поскольку это уже много раз срабатывало раньше. Гарриет знала, какие именно признаки вялости направят мамин ум в нужном направлении. Она томилась от скуки, покуда не услышала, что мама ушла по магазинам. В тот миг, когда за ней захлопнулась дверь, девочка выскочила из кровати, как ядро из пушки.

Она весь день, с десяти утра и до трех часов дня, работала над рассказом. Потом вскочила, потянулась, и, чувствуя себя ужасно добродетельной, отправилась в парк к реке. От воды дул холодный ветер, но это был один из тех солнечных, сияющих и сверкающих дней, когда чувствуешь, что мир прекрасен и всегда будет прекрасен, всегда будет петь и не принесет никаких разочарований.

Гарриет вприпрыжку бежала вдоль реки, один раз остановившись, чтобы посмотреть на буксир, другой раз замедлив ход, чтобы проследить за старой женщиной, идущий в дом мэра. Она сделала несколько записей, особенно упирая на описания, так как чувствовала, что это ее слабое место.

ВЧЕРА, КОГДА Я ЗАШЛА В ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ МАГАЗИН, ТАМ ПАХЛО, КАК ОТ СТАРОГО ТЕРМОСА.

Я МНОГО ДУМАЛА О ТОМ, ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ВЕЩЬЮ. ЭТО С ТЕХ ПОР, КАК Я ПЫТАЛАСЬ БЫТЬ ЛУКОВИЦЕЙ. ЕЩЕ Я ПОПЫТАЛАСЬ БЫТЬ СКАМЕЙКОЙ В ПАРКЕ, СТАРЫМ СВИТЕРОМ, КОШКОЙ, КРУЖКОЙ ДЛЯ ЗУБНЫХ ЩЕТОК В ВАННОЙ. ДУМАЮ, ЧТО С КРУЖКОЙ ПОЛУЧИЛОСЬ ЛУЧШЕ ВСЕГО, ПОТОМУ ЧТО, КОГДА Я НА НЕЕ СМОТРЕЛА, ПРЯМО ЧУВСТВОВАЛА, ЧТО ОНА ГЛЯДИТ НА МЕНЯ, И ЭТО БЫЛО, КАК БУДТО ДВЕ КРУЖКИ ГЛЯДЯТ ДРУГ НА ДРУГА. ИНТЕРЕСНО, А ТРАВА МОЖЕТ ГОВОРИТЬ?

Они сидела и думала, чувствуя, как ей спокойно и приятно и как она довольна своей способностью рассуждать. Она глядела на дорожку. Там никого не было. Она смотрела на другой берег реки, где неоновая реклама вспыхивала противным розовым светом, портя вечерний вид. Обернувшись, она увидела, что они приближаются к ней. Они шли так медленно, что движений почти не было заметно. Спорти сунул руки в карманы и глядел куда-то на другой берег реки. Джени почти все время шла, уставившись в небо. Если бы что-то вдруг появилось перед ней, она бы запросто сломала шею. Они, похоже, не разговаривали, но с такого расстояния Гарриет не могла сказать наверняка.

Они были еще далеко, похожие на маленьких куколок. Это напомнило Гарриет, как она воображала людей, играя в Город. Почему-то эта мысль помогла ей взглянуть на них по-новому. Она смотрела на каждого из них, долго-долго, пока они приближались к ней. Она будто влезла в шкуру Спорти, почувствовала, как дыры в носках трутся о ботинки. Она заставила себя ощутить, что у нее чешется нос, когда Джени подняла руку, чтобы почесаться. Она представила, что это значит, когда у тебя веснушки и пегие волосы, как у Джени, или смешные уши и тощие плечи, как у Спорти.

Добравшись до нее, они встали прямо перед ней, глядя в разные стороны. Ветер был ужасно холодный. Гарриет смотрела на их ноги. Они смотрели на ее ноги. Потом все поглядели на свои ноги.

«Ну что же, пора», — подумала Гарриет и осторожно открыла блокнот, наблюдая, смотрят ли они. Они смотрели. Она записала: