Читать книгу "Медный лук - Элизабет Джордж Спир"

Даниил по-прежнему смотрел в землю. Он знал, Иоиль говорит, как всегда, искренне, от всего сердца, он просто не умеет иначе. Но преданная дружба ослепляет, не дает увидеть то, что есть на самом деле.

— Пусть уж выбирает, — вырвалось у него резко, слишком резко. — Кого-нибудь такого же, как она. Твой отец прав. И тебе тоже скоро придется выбирать.

— А тебе? — тихо-тихо спросил Иоиль.

— У меня выбора нет. Я поклялся мстить до самой смерти — мне ли искать себе жену?

Гнев и отчаянье наполнили комнату, друзья молчали, не в силах найти подходящие слова.

— Да, еще одно, Иисус, — Иоилю нелегко было снова начать разговор. — Надо его предупредить. У него повсюду враги.

— Люди Ирода? — Даниил выдохнул с облегчением, это не про Мальтаку.

— О них он знает. Нет, старейшины в синагоге. Раввины и книжники. Совсем его не понимают. Каждое его слово приводит их в бешенство. Он слишком свободно обращается с Законом. Им кажется — он хочет подорвать власть Храма. Кое-кто даже утверждает — он одержим бесом[75].

— Какая разница, что они говорят? Ему до этого и дела нет.

— Нет, теперь все куда серьезнее. Они его так ненавидят, что просто убить готовы. Попытаешься его предупредить, ладно?

— Симон говорит, его уже столько раз предупреждали.

— Сходи к нему, Даниил. Я хотел сам… но сейчас уже поздно. Может, мы ошибаемся? Может, он и вправду тот вождь, которого мы ждем? Да, и про праздник не забудь, — Иоиль распрямил плечи, протянул другу обе руки. — Така будет тебя искать.

Взявшись за руки, друзья повторили условный знак:

— За Божью победу.

Иоиль надвинул капюшон, вышел в ночь и темноту.

Все, это конец, не отводил глаз от закрытой двери Даниил. Конец всему их труду, их надежде. Кто знает, может быть, желанный день вообще никогда не наступит.

Глава 21

— Как хорошо, что ты пришел, Даниил. Думаешь, Иисус об этом не знает?

Даниил с раздражением взглянул на Симона. Он прошагал весь путь из селения, притащился в город после долгого дня работы, дважды проливной дождь не оставлял на нем сухой нитки, теперь холод пробирает до костей, а ночной туман не дает одежде высохнуть.

Пробился сквозь густую толпу, заполонившую садик, и вот он уже у дверей, а ему не дают поговорить с Иисусом. Учитель, они сказали, беседует с важными господами, которые пришли, чтобы его повидать, из самого Иерусалима. А Симон просто отмахнулся от предупреждения, будто Даниил толкует о сущих пустяках.

— Прости меня, Даниил, — Симон понял, что не на шутку обидел молодого друга. — Мы тоже беспокоимся. Эти священники из Иудеи… они ему уже три дня ни минуты покоя не дают. Изображают почтение, а на самом деле просто хотят заманить в ловушку, обвинить в богохульстве, надеются, вдруг он чего такое скажет[76]. Мы все уже на пределе.

— А зачем он тут остается, если знает об опасности? Почему не спрячется, пока не наберет побольше сторонников?

— Понимаешь, люди в нем нуждаются. Приходи в другой раз, Даниил, я сейчас просто не могу с тобой разговаривать.

Дверь захлопнулась, Даниил снова оказался в переполненном людьми садике. Как же хочется повидать Иисуса. Предупредить об опасности… нет, это только предлог, просто ему ужасно надо с ним поговорить, увидеть его на минутку, одно слово, жест вновь дадут силы жить.

Как долго он тут ждет, несчастный, всеми забытый. Андрей подошел к дверям, поглядел на сгрудившуюся толпу, сказал:

— Не стоит больше ждать. Учитель устал. Он сегодня уже ни с кем не будет разговаривать.

По садику пронесся жалобный стон. Наконец, один за другим, больные, хромые и увечные поверили, что Андрей их не обманывает, и потащились к дороге. Кое-кто улегся прямо на сырую землю, этим, видно, вовсе некуда идти. Тут дверь снова открылась, Андрей, Симон и Иисус вышли в сад. Шли медленно, когда кто-то попадался на пути, Иисус заговаривал ласково, с жалостью касался плеча. Но двое учеников настойчиво подталкивали его к наружной лестнице, ведущей на чердак, где учитель обычно устраивался на ночь. Стояли и ждали, покуда Иисус заберется наверх, зажжет маленькую лампадку, закроет за собой дверь.

Теперь в саду царит темнота. Стоило ученикам скрыться в доме, Даниил пробрался поближе к лестнице. Нет, не может он сегодня так вот просто уйти.

Он знал, что двигается бесшумно, но дверь над головой вдруг отворилась.

— Кто здесь? — Иисус поднял лампадку над головой.

Даниил не осмелился ответить, почти не понимая, что делает, вступил в крошечный круг света, встал так, чтобы видно было его лицо.

— Поднимайся сюда, друг мой, — раздался ласковый голос.

Чистенькая каморка наверху почти пуста. Циновка, на которой обычно спит Иисус, все еще скатана.

— Садись, — указал Иисус и сам уселся на насыпной земляной пол. — Что с тобой? Почему ты так взволнован?

— Я пришел предупредить тебя, — начал Даниил с возложенной на него миссии. — Иоиль говорит — ты в опасности. Просил передать — они в синагоге против тебя, боится даже, что тебя попытаются убить.

— Спасибо тебе, — печально ответил Иисус. — Тебе и Иоилю. А теперь расскажи, что с тобой.

Учителю давно пора отдыхать, подсказывала совесть, он сгорал со стыда, но молчать больше нет сил.

— Я не понимаю, куда идти. Все кончено. Все, ради чего я жил, за что боролся.

— А ради чего ты жил?

— Ради одной только цели. Свободы моего народа. И мести за отца.

— Это две цели, а не одна.

— Они всегда вместе. Один удар — все, что надо для свободы и мести.

— Ты уверен?

У Даниила перехватило горло — он пришел сюда за советом, к чему все эти вопросы?

— Только дайте мне возможность! — горячился юноша. — Я думал — наконец все получится, я работал, старался. А все пошло наперекосяк. И теперь мне еще один долг платить — отомстить за Самсона.

Иисус помолчал, потом тихо спросил:

— Этот Самсон, он был твоим другом?

Странный вопрос. Даниил всегда думал о Самсоне как о какой-то обузе, знаке его мягкотелости. Разве он когда-нибудь был его другом? Да, да, конечно, и еще каким!

— Он умер за меня. Он ничего не понимал ни про Израиль, ни про грядущее Царство. Он погиб, так и не узнав, за что сражается, — тут Даниил, совершенно не обращая внимания на усталость учителя, позабыв обо всем, кроме горького стыда, терзавшего, не переставая, его душу с того дня, когда они освободили Иоиля, вылил на Иисуса накопившуюся боль: жизнь в пещере с Рошем, предательство вожака, смерть Нафана и долг, возложенный на него жертвой Самсона.