Читать книгу "Жизнь в стеклянном доме - Людмила Феррис"

Да и что скажет Наташа! Посмеется над ним?

Она по-прежнему не берет трубку, но он будет звонить и звонить. Самое первое, что он сделает, когда его выпишут из больницы, — встретится с Наташей.

Глава 35

Проблемы Глеба Пахнутого

Угорск, наше время

Глеб Пахнутый размышлял у себя в кабинете, какую зарплату он загнул бы руководству за то, что журналисты газеты будут постоянно, до тошноты, облизывать власть. Он этот процесс контролировал.

— Это только в учебниках написано про свободу печати и прочие демократические вольности, — говорил он журналистам. — Кто платит, тот и заказывает музыку, а если вам это музыка не по душе, можете танцевать в другом издании.

Поскольку изданий в городе было до смешного мало, журналисты особо не качали права и зарплату получали регулярно. Городские соцопросы, которые недавно дядя показал Глебу, утверждали, что семьдесят процентов горожан отрицательно оценивают деятельность мэра Ударникова на его посту.

— Это не есть общественное мнение, — возражал Глеб. — Это всего лишь отражение того, что горожане видят по местному телевидению. Вот где корень зла! Газета не в состоянии перекрыть критическое поле ТВ.

Его слышали, но тем не менее Ударников требовал обставить любую ситуацию так, чтобы люди были уверены: в городе крепкая власть.

— Отчего вам орден еще не дали? — ерничал за его спиной Глеб. — Вы просто катастрофически теряете здоровье в борьбе за городские интересы! Так вот и с хлебозаводом получилось. Накачали предприятие бюджетными деньгами, потом включили насос в другую сторону, и остались от хлебушка только рожки да ножки.

Глеб свою зарплату отрабатывал сполна, только этих бюджетных крох катастрофически не хватало.

— С газеты много не возьмешь — чуть на рекламе, чуть на бумаге, чуть на продажах. Слезы, одним словом, — жаловался он Грекову.

Деньги Пахнутому были очень нужны. Он откладывал свое лечение, потому что не мог собрать нужную сумму. Время работало против него, он держался из последних сил и боялся сорваться в любую минуту. Маруся была близко-близко, стоило только протянуть руку, — она все так же гуляла в школьном дворе.

Состояние Глеба как никто чувствовал его домашний питомец Василий. Последние недели кот спал у него на голове, от его дыхания становилось спокойней и легче. Когда зверь начинал пробуждаться, Васька шипел и его шерсть вставала дыбом. Усатый-полосатый понимал, что к хозяину приближается беда, он царапал шкаф, раскидывал из плошки еду, громко мяукал, но Глеб не видел его предупреждающих знаков.

В газете был перманентный аврал, перед Глебом ставилась практически невыполнимая задача — прекратить разговоры о происшествии на сессии с депутатом Пестеревым. Как закрыть рот правдолюбам, указывающим пальцем на власть, никто не знал.

«Вообще в России часто ставятся задачи невыполнимые, — размышлял Глеб. — Например, недавно потребовали от чиновников прекратить разговоры о росте тарифов. Тарифы растут, а разговоры чтоб ни-ни. Нужно тогда каждому чиновнику выдать по пластырю, как выдают канцелярские товары. Заходишь на работу, заклеил рот пластырем — и пиши себе циркуляры, закончился рабочий день — выкинул пластырь, как использованные бахилы».

Как «заполировать» происшествие на сессии, Глеб пока не знал. Рухнул на пол депутат Пестерев при всех, даже журналисты оторопели. Информация об этом появилась на региональных сайтах, и это логично: клонировать информацию — нормальная журналистская работа. Надо бы вкинуть, что болен был депутат, малярия или прочая гадость аккурат накануне приключилась или, того лучше, хватил дозу облучения на ядерном заводе.

Они с Грековым даже пресс-релиз приготовили, но Яков Иванович был непреклонен: ничего официально не давать, поговорят и забудут, пусть обращаются в следственный комитет. Как повернуть в правильное русло информационные потоки без официальной позиции, было еще непонятней. Не каждый день в Угорске депутаты на сессии падают, пусть даже в легкий обморок, а здесь дело явно посерьезней. Пестерев не просто депутат, а представитель оппозиции, которая хочет Якова Ивановича с кресла мэрского скинуть.

«Да пусть бы пнул посильнее этого Якова, а то жирует, машину новую купил. Тут денег нет на самое необходимое», — накручивал себя Глеб уже дома.

Зря радовался, что пришелся ко двору. Жадная на деньги оказалась команда. Гребут под себя и к себе, на одном только хлебозаводе миллионы заработали, а тут подбираешь крохи.

Он обреченно лег на диван, поджав ноги.

— Васькин, киса, иди ко мне, — позвал своего любимца.

Кот попятился и демонстративно удалился на кухню.

Глеб Пахнутый жил словно в двух измерениях. В первом он был медиабоссом, руководителем газеты, пиарщиком, членом команды мэра, во втором — растлителем малолетних. У Пахнутого была депрессия, его терзало чувство вины, неполноценности, он все время находился в состоянии тревоги. Деньги на лечение он копил, но нужной суммы пока не набиралось, а в столичной клинике никто без денег и разговаривать не станет. Когда Глеб уже отчаялся, судьба вдруг обернулась к нему лицом. Когда-то, еще на предвыборном совещании у Семен Палыча, он увидел, как в кабинет вошел мужчина. Нет, сначала вошли его лаковые туфли, изящные, в стиле ретро. Туфли были вызывающе блестящие, царственные, утонченные, изысканные, как и их хозяин в модном костюме. Потом в кулуарах шептались, что зря дядя приглашает на встречу «криминал», и называли мужчину не иначе как Риелтор. Та встреча была короткой, но Глеб запомнил обладателя лаковой новинки, поэтому когда случайно встретил его на улице, любезно раскланялся и про знакомство напомнил. Мужчина его узнал и радушно протянул руку:

— Сколько лет, сколько зим.

— Меня зовут Глеб, — представился Пахнутый. — Нынче у Якова Ивановича руковожу газетой, рулю информацией, так сказать.

— Информацией? Интересно!

— Да ничего интересного, рутина.

— Как знать, как знать.

Мужчина пристально посмотрел на Глеба:

— Глеб, а если я вам сделаю предложение, от которого нельзя отказаться? С вашей работой это дело пустяковое, а деньги хорошие.

Глеб при слове «деньги» обрадовался, словно мужчина прочитал его мысли. Риелтор просил самую малость: доставать списки одиноких стариков. Просьба, конечно, попахивала уголовным кодексом, но этот запах перебивал другой, более сильный — дензнаков.

Доверчивость многих пенсионеров обходится им недешево, и порой они добровольно отдают свои сбережения и недвижимость в руки ловких аферистов. Своя отработанная система была и у черных риелторов в Угорске, и попадался им неплохой «улов», потому что на рынке недвижимости, как и на рынке любых услуг, махрово процветают мошенники.

Главное условие, о котором сказал Риелтор, — наличие у стариков собственной жилой площади при отсутствии близких родственников. Допускается и приветствуется информация об асоциальных элементах — пьяницах, бомжах, к которым легко втереться в доверие.